Марина Эльденберт - Любовница поневоле

— Четырнадцать на одного?!

Четырнадцать хищников. Зверей. Волков.

Видимо, у меня был тот еще вид, если Доминик снова развеселился.

— Стать альфой — значит возложить на себя огромную ответственность, Шарлин. А я еще и самый молодой альфа за последнюю сотню лет.

— С тебя другой спрос?

— Вроде того.

Я не заметила, как вместо коктейля втягиваю талую воду, а «Пьяная медведица» снова испарилась из моего бокала. Задумчиво облизала губы и поинтересовалась:

— Наличие жены освобождает тебя от вызовов?

— Не совсем. Но вызвать на бой меня смогут только раз в три года и лишь один вервольф. Кто это будет — тоже решают старейшины. До меня альфой стаи был мой дядя, он был не очень хорошим вожаком и не очень хорошим вервольфом. Его гораздо больше волновало собственное благополучие. Но он был сильным и всегда выходил победителем в битве, пока не проиграл.

Привкус «Медведицы» начинает горчить на языке.

— Зачем ты мне все это рассказываешь? — интересуюсь я. — Чтобы я поняла, как тебе важно жениться на волчице? Так тебе не нужно меня убеждать. Мне от тебя другое нужно.

Доминик темнеет лицом, а в глазах снова зажигаются желтые искры.

Только нас прерывает появление прима Корса, соседа моих родителей.

— Чарли! Какими судьбами?

Приходится поздороваться, представить Доминика и отказаться от приглашения пересесть за стол побольше, присоединившись к компании отмечающих пятницу.

— Спасибо, но мы уже уходим, — говорит вервольф. Он вежлив и даже улыбается. Впрочем, стоит нам вынырнуть из теплого бара в холодные сумерки улицы, его улыбка тает. Как мокрый снег, который сейчас сыпется с неба и исчезает из виду, достигая мостовой.

Я плотнее запахиваю пальто и жалею, что перчатки остались в моей квартире, но до автомобиля Доминика не так далеко. К тому же вервольф берет меня за руку и сжимает мою ладонь в своей. Сжимает так, что это напоминает тиски. Боится, что убегу?

Мы останавливаемся возле машины, но вместо того, чтобы открыть передо мной двери, Доминик притягивает меня к себе. Сгребает в свои объятия, и меня бросает из холода в жар. Мое тело тут же откликается на тепло.

— Я решил жениться на Одри до того, как ты снова появилась в моей жизни.

Признание настолько неожиданное, что я даже не пытаюсь высвободиться.

— И что изменилось сейчас? — спрашиваю как можно более равнодушно.

— Всё.

Ну нет, ничего не изменилось. И я хочу, чтобы так дальше и было. Чтобы Доминик был подальше от меня.

— Я могу не жениться.

Что?

У меня перехватывает дыхание, а глаза по ощущениям сейчас стали круглыми-круглыми.

— И сражаться с вервольфами каждый год?

— Да.

— Зачем тебе это?

— Я хочу, чтобы ты была рядом со мной. Если тебя не устраивают подобные традиции, пусть будет так.

Видимо, моя «Медведица» была совсем пьяная, потому что меня вдруг берет злость на него.

— Почему же ты не обещаешь жениться на мне? — почти рычу я. — Или бросить стаю? Дэн был более романтичным вервольфом.

— Это не сделало тебя счастливой.

И Дэнвера тоже.

Я отталкиваю Доминика:

— А тебе откуда знать, что сделает меня счастливой?

— Так скажи мне, Шарлин, — цедит он. — Скажи, что тебе нужно.

— Тебя я точно не хочу!

Движения Доминика слишком быстры, чтобы я могла уловить их: поэтому у меня не получается увернуться от поцелуя и от того, как сталкиваются наши тела, как тесно прижимает он меня к себе. Он целует меня властно, будто старается подавить мою волю, и вместе с тем нежно. Так, что мне становится плевать и на холод, и на снег. В груди словно вспыхивает пожар, который совершенно точно не должен там вспыхивать. Я с рычанием подаюсь вперед, целуя его в ответ, хочется скользнуть ладонями под рубашку, чтобы почувствовать его сильнее. И чтобы этот поцелуй длился вечность.

Доминик отстраняется также резко.

Оглушенная собственными чувствами, я не сразу нахожусь с ответом. А когда уже нахожусь, передо мной открывают двери автомобиля.

— Садись в машину, Шарлин.

Эту ночь я провожу в той же комнате, а Доминик уходит к себе. Провожу — именно то слово, которое полностью характеризует время до рассвета, потому что уснуть у меня не получается. А не сплю я из-за того, что продолжаю прокручивать в голове прошедший вечер.

Наше свидание.

Слова Доминика.

И разбирать по кирпичикам собственные чувства.

Если раньше я была уверена в них и в том, что делаю, то крутой виток в жизни пошатнул мою веру. Теперь я уже ни в чем не уверена.

Я могу не жениться.

То есть все так просто? Мне нужно только его попросить. Будто это что-то изменит.

Доминик по-прежнему останется вервольфом, а я человеком. Но я и так слишком часто это повторяю. Себе. Ему.

Он спросил, что мне нужно, и я осознала, что запуталась. Речь не о том, чтобы разобраться с проблемами, которые свалились на меня благодаря бывшему мужу. А о том, чего я хочу от жизни. Когда я выходила за Дэна, я не думала о будущем, оно мне казалось далеким. Казалось, что вместе мы со всем справимся, все решим. Но, наверное, мы все-таки оба получили не совсем то, о чем мечтали, и продолжали жить в параллельных друг другу мирах.

Прошлой мне было достаточно классного секса и признаний в любви. Слов, что ради меня перевернут весь мир. А нынешней… Нынешней хотелось тепла, домашнего уюта, взаимной заботы, совместных воскресных завтраков и детского смеха. Да, сейчас мне хотелось детей, а может, всегда хотелось. Но у человека и вервольфа общих детей никогда не будет.

Так что, что бы Доминик там ни думал, я не желаю наступать снова на те же грабли. Не хочу даже рассматривать вероятность отношений с вервольфом. Будь это он или кто-то другой.

Но сколько бы я ему об этом ни говорила, Доминик отказывался меня слушать. Хотя и слов любви, в отличие от Дэнвера, не говорил. Он хотел, чтобы я осталась с ним в качестве подружки, и просто хотел. Ему было наплевать, что со мной сложно. Что каждый раз я ему отказываю.

Я считала, что ему быстро надоест моя недоступность. Или быстро надоест, что он получил все, что хотел.

Но нет, он раз за разом говорил, что я стану его.

Он не любит меня. Он словно мною одержим. А я…

Я при всех этих правильных мыслях не могу противиться своему влечению к нему.

К нему? Или к вервольфам?

Что, если это работает в обе стороны?

Под утро эта мысль показалась мне донельзя идиотской. Когда мозг устает настолько, что в голову приходит реальный бред. Но чем больше я об этом думала, тем больше убеждалась в том, что здравое зерно в моем предположении есть.

Во-первых, я никогда не была роковой женщиной. Той, в которую влюбляются все мужчины, умудрившиеся попасть под ее обаяние. Да и внешность у меня вполне заурядная. Я молчу про то, что мужчинам обычно нравились такие милые и послушные девушки, как Венера, которых нужно защищать. Мой же характер полностью оправдывал мужское имя: я предпочитала заботиться о близких сама и редко позволяла заботиться о себе. Поэтому то, что мною увлеклись сразу два вервольфа, было странным и непонятным.