Наталья Чернышева - По образу и подобию [СИ]

— Я не в форме сейчас, — коротко объяснил он. — Не могу.

— Извини, — сказала Алёна.

Он кивнул. С силой воткнул лопату в дёрн, намечая место для следующей ямки. Алёна пошла к поддону за очередным саженцем. По сторонам не смотрела, задумалась. Очнулась от жуткого звериного рёва, увидела страшную медвежью морду буквально перед самым своим носом. С визгом отскочила, роняя кадку.

Медведь косолапо шагнул следом.

— Пошёл вон! — заорала Алёна, зачерпывая поток обеими ладонями, как учил Алексей.

Но в ответ на её пламя от медвежьей туши рванулся встречный огонь. Он смял, разметал защиту, как ветер водяную пыль. Алёна судорожно пыталась выстроить новую, но поток не стабилизировался, хоть плачь. Вот как скверно жить с низким индексом Гаманина! Жёлтые звериные клыки с капавшей между ними слюной — это тебе не обидный кол в строке «Физическая подготовка» зачётной табели. Это кое- что похуже.

Медведь косолапо шагнул вперёд, алчно рыча. Он был очень голоден, белая шерсть свалялась в грязные висячие сосульки, от зверя отчётливо воняло смертью. Сейчас тебя будут заживо жрать, визжи, сколько хочешь.

Тонко хлопнуло. Медведь мотнул башкой, раскрыл пасть. И завалился на бок. Алёна шарахнулась в сторону от страшных когтей, вспахивающих дёрн в предсмертных конвульсиях. Споткнулась, упала. И увидела Тима — тот стоял с оружием в руках, в классической стойке. Вот опустил руку. Подошёл, протянул ладонь, помог подняться. Алёна ткнулась ему в плечо и разрыдалась от пережитого ужаса. В отчаянии подумала, что сейчас Тим что-нибудь скажет, едкое и насмешливое, а что ещё можно сказать такой дурной плаксе, не сумевшей справиться с каким-то там паршивым медеведем… и чему в школе на динамических тренировках учат… тоже, блин горелый, будущий спецназ…

Но Тим промолчал. Обнимал, гладил по голове, по спине. И молчал. От него пахло полем, полынью, а ещё — озоном.

— Институтские с дуба рухнули, — заикаясь, выговорила Алёна. — Медведь- пирокинетик! Идиоты! Уроды!

— Всё они правильно делают, — не согласился Тим. — Пойдём, присядь… На-ка вот, выпей.

Горячий чай. Алёна отпила немного, зубы стучали по краю кружки, — неприятно.

— Откуда у тебя «Шмель»? — спросила Алёна.

Тим посмотрел на оружие, которое так и не выпустил из рук.

— Да… — ответил неуверенно. — Завтра подумал: был медведь, надо взять.

— Завтра?! Тим!

Он пожал плечами. Сел рядом. Сказал:

— Всё дело в точке сборки. Как ты ощущаешь себя, как осознаешь. Твое текущее «Я есть», понимаешь? «Я есть» в прошлом, «я есть» в будущем, «я есть» в настоящем. Ты — есть — где?

— Я? — Алёна собрала на переносице складку. — Я сейчас здесь. С тобой.

— Да. Почти все люди есть — здесь и сейчас. Но некоторые есть в прошлом, а некоторые — в будущем. Это необычные люди. Тех, кто остался в прошлом, зовут сумасшедшими. А тех, кто живёт в будущем, иногда называют пророками.

— А ты? — напряжённо спросила Алёна. — Где есть ты, Тим?

— Везде, — абсолютно серьёзно ответил он.

— Не понимаю, — беспомощно развела руками Алёна.

— Даже Олег не понимает, — примирительно сказал Тим. — А Олег — самый умный человек на свете.

— А ты-то сам понимаешь?

— Я… — дёрнул он уголком рта, вздохнул и сказал:- Я глупее Олега…

Закатное солнце заливало мир кровавым багрянцем. Длинные тени от поддонов с саженцами протянулись синими стрелами к самым ногам. Алёна вспомнила, как отбросила в сторону кадку с растением, когда появился медведь, и вздохнула. Погибшую ёлочку стало внезапно очень жаль, в носу снова защипало. Девочка украдкой утёрлась, позаботившись, чтобы Тим не заметил. Тим старательно смотрел в сторону. Алёна осторожно вытянула у него из руки «Шмель».

Старая модификация плазмогана малой мощности, сейчас такие уже не выпускают. По прикладу тянулась гравированная золотом надпись: комадару Флаконникову Тимофею за отвагу и мужество, проявленные при обороне Эль- Харькау…

— Ты служил в армии, Тим? — удивлённо спросила Алёна.

Он кивнул. Сказал:

— Олег бесился. Кричал, что я — чёртов адреналиновый наркоман и что наука в его лице собственноручно оторвёт мне голову, если я вздумаю геройски погибнуть. И знаешь, что я думаю? — Тим выжидательно замолчал.

— Что? — не выдержала Алёна.

— Что вот именно он оторвал бы точно.

Алёна только головой покачала. Ей трудно было представить Олега Ольгердовича в бешеном состоянии. Чтобы тот кричал, ругался, выходил из себя. Кажется, такое было просто невозможно в принципе.

— Не доводи его, — предупредил Тим. — Тебе не захочется ещё раз увидеть, каков он, когда действительно зол.

Алёна молча ткнулась лбом Тиму в плечо. Прижалась плечом, боком. Сказала:

— А мне, чтобы ты знал, Тим, наплевать, что ты такой. Вот! Наплевать, и всё. Я… я тебя люблю. Я хочу быть с тобой.

Как в омут с головой, на выдохе. Чуть отстранилась, посмотрела ему в лицо. В серой грусти его глаз можно было утонуть, с гарантией. Тим погладил её по щеке. Лёгкое касание, почти невесомое, но оно всколыхнуло жаркое чувство какого-то особенного родства, глубокого и полного, как океан.

— А я хочу, чтобы ты жила, — серьёзно сказал Тим. — Но это возможно только, если ты уйдёшь на «Ковчеге». Поэтому, пожалуйста, очень тебя прошу: слушай Олега. Что бы он ни говорил, не спорь с ним.

— Хорошо, не буду, — согласилась Алёна.

— Врёшь ведь, — безнадёжно сказал он.

Она покачала головой:

— Не-а.

Она не очень-то понимала, что говорил Тим, о чём пытался предупредить её. Всё это было неважно. Здесь и сейчас — неважно. Эхом отдались в памяти слова Огнева: «Если небо рухнет без этого парня, то хватай и не оглядывайся». Дельный совет, правильный. Алёна сама потянулась обнять, сама поцеловала — первой, и Тим не оттолкнул её.

— Я хочу быть с тобой, — лихорадочно говорила Алёна, пьянея от собственного дерзкого решения. — Я хочу быть с тобой! Сейчас… и всегда…

Мысли путались, растворяясь в пожаре желания.

Возвращались обратно в ало-сиреневых сумерках. Солнце почти скрылось за горизонтом, и земля исходила белесоватыми струйками тумана, отдавая накопленное за день тепло. Терпко пахло полынью и цветущим тимьяном. Тим вёл кар, Алёна смотрела на него, на тонкий его профиль, отчёркнутый закатным светом, на его руки и ей казалось, что она сейчас лопнет от переполнявшего всё её тело запредельного, бессовестного счастья. «Мой», — думала она с горькой нежностью, вспоминая случившееся между ними. — «Мой мужчина…»

Думать так было тревожно и сладко. Одновременно виновато и яростно. И очень не хотелось, чтобы дорога заканчивалась. Хотелось продлить этот миг в бесконечность, застыть в закатных лучах, как застывают мушки в янтаре, навсегда.

У дома их встречали. Алёна ещё издали заметила громадную машину Огнева. Села ровнее: сейчас начнётся. Снова. И не ошиблась.