Тару Ссонберг - Соль и дым [litres]

«В такую погоду? Можешь остаться».

Заманчивое предложение, но он не может.

«Спасибо. Но мне пора, правда».

Видно, что она не хочет, чтобы он ушел. Остаться одной – ее новый страх. Но Арлен уходит, оставив Макензи наедине со своими мыслями.

Подняв выше воротник и надев капюшон, он пробирается сквозь стену дождя к маяку. Ветер особо не досаждает, просто холодно. Остров безлюден, только в домишках на том берегу горят окна желтым, но на поверхности – один Арлен, все семнадцать лет. Ноги вязнут в размытой земле, трава все не хочет высыхать, зеленая, свежая, скользкая. Парень спускается вниз, к скалам, на черный песок. Волны прибывают, добираясь до щиколоток Арлена, вызывая дрожь, и отбывают, оставляя холодный пляж ждать. Парень зачерпывает в ладони ледяную воду и подносит к губам. Глаза глядят вдаль, в черноту.

– Я нашел ее. Довольны?

Шум становится тише, волны плещут меньше, спокойнее. Арлен видит, как издали на него идет гигантская волна. Он даже не успевает отойти назад, а вода падает на него всей своей тяжестью, прибивает к скале спиной, вышибив из легких весь воздух. Арлен больно бьется о камень головой, и прежде чем глаза застилает тьма, прежде, чем он опустится на черный песок, он слышит:

Двое! Еще один! Без второго не суйся сюда, человек! Если не приведешь их этой осенью, мы заберем их сами.

Все ушли. И она снова почувствовала себя ненужной. В этом мире у всех свои дела и проблемы, и никто не защитит от океана, взывающего к ней каждую штормовую ночь. Даже Джокер ушел. Осталось гадать, от нее ли или от Арлена. После того как парень мастерски увиливал от вопросов, что-то в нем оттолкнуло и Макензи.

Забравшись под одеяло, девушка никак не могла согреться, ерзая ногами по махровой простыне. Лунный свет сочился сбоку шторы, рисуя на стене яркую белую полосу. Лучшее, что было в жизни на острове, вдали от цивилизации, – идеальная видимость неба, звезды ночью, луна, которая ярко-ярко светила, как маленькое солнце. Сравнить с небом города у Макензи не было возможности, но она читала, что чем больше огней на земле, тем меньше их видно в небе.

Макензи выбралась из холодной постели и забралась за шторы на неширокий подоконник. Дождь был еле заметным, скорее тучи отряхивали с себя капли. Ветер успокоился, даже не слышался обычный шум волн. Она пыталась разглядеть, что творится за пределами острова, но ничего не видела дальше самого высокого дома – дома Джокера на холме. Они не очень хорошо расстались. Дважды подряд. Как он там, о чем думает? Окна его дома не горели, но он все равно манил к себе.

Прямо на пижаму натянув желтый плащ, Макензи впрыгнула в резиновые сапоги и тихонько приоткрыла дверь. Годы жизни научили ее пользоваться собственной хлипкой дверью так, чтобы она не скрипела.

Казалось, дорога к холму была слишком быстрой и короткой. Вот Макензи уже стоит под окном в комнату Джокера. Дома на острове невысокие, поставив мокрый стул, на котором любила в погожие дни сидеть на улице бабушка Джокера, к стене, девушка встала на него. Поднявшись на носочки, она как раз могла пальцами достать до окна на втором этаже. Макензи ноготками постучала в стекло, ощутив, как оно задрожало, потому что его недавно вставили и еще не заделали щели между рамой и стеклом. Она продолжила стоять на стуле, но ничего не происходило. Джокер спал как убитый. Она снова поцарапалась в окно, решив, что не продолжит его будить, если он сейчас не проснется. Но тут загорелся свет и в окно выглянул заспанный Джокер. Потирая глаза, он показал ей большим пальцем, что сейчас откроет дверь.

Джокер впустил ее и молча повел наверх. Он был в той же одежде, в которой ушел от нее. Они просто сидели на его незастеленной кровати на непривычном для них расстоянии. Джокер облокотился на стену и посмотрел на нее. Макензи поняла, что должна извиниться за свое поведение. Она взяла руку парня и переплела с ним пальцы. Джокер все так же сонно смотрел на нее, когда она подняла его руку и забралась под нее, положив голову ему на грудь.

И вот она пришла, но никакого облегчения Джокер не чувствует. Ее холодные руки греются в его, на груди лежит ее голова, и он знает, что она слышит, как стучит его сердце. Все как обычно. Но не как было раньше. Наверное, стоит прояснить ситуацию. Может, тогда они станут прежними друг для друга. Тихо, чтобы не нарушить святую тишину дома и всего острова, Джокер шепчет на ухо Макензи:

– Что было, когда я болел?

Она вся как будто замирает и перестает дышать. Все-таки в этом дело, что что-то было? Или было больше, о чем он не догадывается?

– Между нами, Мак, было что-то? – Джокер гладит ее по спине успокаивающе, пока она расслабляется. – Я помню что-то очень смутно, какие-то отрывки, но ничего конкретного. Помоги мне.

Макензи кладет свою руку ему на живот и поднимается, опираясь на нее. Джокер убирает с ее лица волосы – холодные, длинные, еще в синей краске. В ее лице, расслабленном и мягком, есть ответ. Парень чуть не подпрыгнул, обрадовавшись ее немым словам.

– Значит, ты хочешь сказать, что это моя бурная фантазия? Как твои нежные холодные руки…

В его голосе уже слышна улыбка, только Макензи серьезна.

– Я шучу. Глюки так глюки. Мне было так плохо, что и не такое увидишь… – Джокер улыбнулся девушке. – Прости, что использовал тебя в корыстных целях.

Мак натянуто улыбнулась и удобнее легла рядом с ним, сжавшись в комок в его руках. Холодную маленькую руку она оставила на его поясе. Этой ночью они оба не спали.

Где-то за окнами снова начал завывать ветер. Джокер не знал, что чувствовать от признания Мак: смущение, разочарование, облегчение.

Почти все встало на место всего лишь после одного разговора с Джокером. Только одно было не на месте – правда. Значит, друг все же помнит странные манипуляции, которые с ним проделывали, но не помнит, кто и правда ли это было. Конечно, проще сказать, что ему все привиделось. Он был таким горячим, что никого не удивит, что он видел галлюцинации. Джокер и сам в это верит. Он верит в то, что ему привиделось, что между ними что-то было, и обнимает ее сейчас. Ту, о ком мечтал.