Мария Власова - Верь [СИ]

— Я знаю, что ты меня слышишь, — слышу ее холодный голос совсем близко. — Жизнь так часто выбирает для нас самые жестокие наказания, но почему-то оборотни редко получают по заслугам.

Моего лица касаются ее руки, затем заставляют открыть глаза, чтобы в плохом освещении увидеть карие глаза. Боль отступает на задний план, я вижу неприкрытую ненависть и начинаю вспоминать то, чего не хочется. Их взгляды слишком похожи, вот только мать никогда на меня так не смотрела.

— Ты для меня одна огромная дилемма, — вздыхает женщина с раздражением. — С одной стороны, ты убил мою единственную дочь, с другой, ты все ещё мой внук, ее плоть и кровь. Вот что я тобой должна сделать? Я не могу тебя простить, но и убить не хочу.

Она цокает языком неодобрительно, и я невольно вспоминаю картинку детства. Как-то раз мы с мамой пошли гулять в парк и там нам встретилась жуткая цыганка, что чем-то довела мать до слёз. Мама тогда чуть не в первый раз на меня накричала, потому что я не хотел уходить с детской площадки. Мы можно сказать сбежали оттуда и больше в тот парк не приходили, а следом вообще переехали с квартиры в загородный дом. Я всегда считал, что мои бабушки и дедушки умерли раньше родителей, но похоже я ошибался.

— Моя дочь, обычная девочка, добрая и наивная, решила пойти своим путем, вышла замуж за бывшего охотника и уехала далеко от дома. Спустя время у нее рождается ребёнок, но доченька не показывает его единственной бабушке. Скрывает что родился не младенец, а будущая тварь! Если бы я узнала раньше, ты бы подох ещё в ее утробе! Но доченька решила скрыть от меня свою беременность, привязалась, и даже зная кто ты такой, не захотела избавляться от тебя. Она всегда была слишком доброй и жалела бестолковых зверушек, слишком походила на своего проклятого отца.

Ее рука отпускает мой подбородок, оставив на щеках следы царапин от своих ногтей.

— Эта девочка напоминает мне ее, такая же глупая и бестолковая. Ты обманул ее, как и свою мать, обвел вокруг пальца и заставил влюбиться в тебя. Бедняжка не знает, такие твари, как вы просто не умеют любить.

Она снова презрительно цокает языком с легкой ироничной улыбкой, так похожей на оскал. Ей не жалко Дашу ни капли, вряд ли ведьма может кого-то жалеть.

— Но я научу ее, исправлю, — слегка склоняет голову на бок, — если же не получится — убью на твоих глазах, что бы ты почувствовал хоть каплю того, что чувствовала я, смотря на тело моей дочери в гробу.

Она сама себе противоречит, словно пытается разглядеть в моем взгляде признак привязанности к Даше. Что-то я не сомневаюсь, узнай она как дела обстоят на самом деле, убила бы не раздумываясь. Ведьма уходит, оставив меня в полной темноте, мучится от адской боли. Правда в охотников на судне все было продумано лучше, гас все же действенней капельницы, которую даже в таком состоянии могу повредить.

Как будто зная об этом, на следующий день, когда мне ставят капельницу внутри, остается доктор и несколько охотников с оружием. Агония продолжается, из-за боли не могу даже глаза открыть, охотники даже думают, что я без сознания, так им сказал подозрительный доктор. Зачем ему врать? Спустя время доктора сменяет тот самый главный охотник. Надорванная капельница мочит матрас, и я могу хоть немного пошевелится сам.

— Очнулся? — радостно спрашивает этот отморозок, поднимая меня за шею и заставляя сесть, откинувшись спиной на стенку.

Он здесь один, охраны нет, один его взгляд дает понять, что свидетели ему не нужны. Тоже садится, опираясь спиной на решетку, показывая, что совершенно меня не боится.

— Я знаю кто ты такой, — очень спокойно заявляет он, но в глаза и скорость сердца доказывают, что спокойствие ложное. — Меня даже забавляет, что ты все ещё жив.

На его лице легкая улыбка, пока он наблюдает за мной.

— Знаешь, а ты очень сильный. Все остальные оборотни больше часа пыток электричеством не выдерживали. У нее вообще после второго разряда сердце остановилось.

Тварь. Он смеется, следит за мной, за каждым движением, реакцией на мои слова. Хочу бить его об эти прутья, пока не превратится в мясо, и не пролезет сквозь решетку. Не дышу, не вижу его, хотя взгляд направлен в его сторону. Должен защитить ее, моё спокойствие — ее защита, ещё несколько дней, и все это закончится. Нужно больше сил что бы выбраться отсюда, пока что все что могу, не видать привязанность к ней. Но потом я буду убивать его долго, именно я, а не зверь.

— Она ведь хороша, да? — он улыбается отвратительно. — Эта грудь, попа… м-м-м… Сколько бы я ее не трахал, она все ещё сопротивляется, а потом долго плачет, думая, что никто не слышит.

Раньше я бы просто взорвался, попытался убить его собственными руками, даже пальцы подергиваются, от желания его разорвать в клочья. Поступать импульсивно и необдуманного я могу только из-за нее, она моё слабое место. Я уже совершил ошибку, не хочу ее повторять больше, не хочу ее потерять. Тварь эту я убью, всех их убью. Считаю удары его сердца, не могу понять это ложь или банальная похоть. Боль от капельницы уже не стоит на первом плане, из-за нее куда больней. Его слова не могут быть правдой, слишком хорошо ее знаю, моя пышка такого не выдержит, слишком слабая. Или нет?

— Правда же она такая красивая, когда плачет? — издевательски ухмыляется. — Особенно если при этом сосёт мой…

Я не смог сдержаться, из-за боли реакция слегка затормозила, но в живот тварь получила знатно. Под кулаком треснули ребра, и я попытался проломить ему череп, но не получилось. Появились другие охотники, они оттащили нас друг от друга. Избили меня хорошенько ногами, пока эта тварь не приказала остановиться. Почти не вижу, дышу только ртом, меня хватают под руки, но заставить стоять на ногах не могут. Взбешенный охотник схватился за пистолет и приставил его к моему лбу.

— Вот скажи мне, альфа, — лживо ухмыляется, — почему именно она?

Его голос не дрожит, как и руки, сжимающие пистолет, взгляд холодный и расчётливый, но вот слух меня не подводит, сердце надрывно бьется, выдавая его с головой.

— Потому, — выплевываю кровь ему под ноги, — что моя.

Он бросается на меня, пока его дружки меня держат, что бы не мог дать сдачи и бьет, пока сломанные ребра не дают о себе знать. Охотники уходят, свет гаснет, и я закрываю глаза и сжимаю зубы, хочется кричать от собственного бессилия, рвать на себе волосы и сдирать с себя кожу, причинить себе боль, куда сильнее той, что уже ощущаю. Сердце надрывно бьется в груди, а затем останавливается, когда понимаю, что она дома. Это ни запах, ни звук ее голоса, а ощущение тепла в груди, как только она появляется рядом, пускай нас и отделяют стены. Я слышу, как она нарочно медленно топает возле двери в подвал по утрам, задерживается на кухне и читает в голос книги. Наверху начинается возня и я никак не могу услышать ее голос среди остальных голосов. Что-то взрывается, заставляю себя подняться и сесть, не обращая внимания на боль и прислушиваюсь. Где-то наверху разносится шум, и он все приближается, всматриваюсь в потолок, но не могу ничего разобрать, пока не слышу, как кто-то бьет по металлу. С потолка сваливается какая-то металлическая крышка вместе с человеком, что ее выбыл.