Мария Власова - Монстром буду я [СИ]

Главное, казаться совсем простой и перепуганной девчонкой, мол, моя хата крайняя ничего не знаю!

Серенькие растерянно смотрят на меня, видать моя актерская игра подкачала. Несколько из них что-то шипят и даже бросаются ко мне, но я с криком падаю на колени. Не счесть сколько раз мне приходилось помогать отцу на похоронах, так что я прекрасно знаю, как ведут себя горем убитые люди. Зажимаю ладонями рот, заставляю руки и плечи дрожать, громко икаю и шмыгаю носом.

— Что, что здесь произошло? — кричу, заливаясь рыданиями, и смотря на всех и ни на кого конкретно. — Где бабушки и дедушки? Они же не там, да? Они не сгорели?

Мне никто не отвечает, серенькие шипят непонятно что друг другу. Когда так много их голосов слышно, кажется, что шипят змеи. Мне нужны слёзы, но я никак не могу заставить себя заплакать. Даже перед серенькими, чтобы защитить стариков. Так что может меня заставить заплакать? Казалось бы, у меня и так плачевная ситуация. Я целовалась с монстром, два раза причем! Он говорит, что его жена и это… отвратительно само по себе. Скорее всего, меня сейчас будут пытать и убивать, но до слёз меня довела совсем другая вещь.

КАК ЖЕ ХОЧЕТСЯ ЖРАТЬ!!!

Именно жрать, а не есть! Я словно не день голодала, а целую вечность, чувствую, как желудок сам себя переваривает. Выкрикиваю и заливаюсь слезами, чувствуя, как крутит живот от голода.

— Вот же ироды, как вы так могли? — кричу, громко шмыгая носом. — Им же еще жить да жить, а вы…

Вою пронзительно, так что серенькие от меня отпрыгивают назад. Слышно их громкий шепот, больше похожий на шум деревьев в лесу в ветряную погоду. Заливаюсь слезами, время от времени выкрикивая в меру провокационные фразы в сторону сереньких, старательно изображая убитую горем.

— Да как так-то? Все погибли? — хватаюсь за руку самого растерянно серенького и делаю большие заплаканные глаза щеночка.

Заставляю губы дрожать, а грудь часто вздыматься, словно истерика не дает мне спросить сразу, хотя на самом деле даю серенькому налюбоваться своими несомненными достоинствами. Так, когда его взгляд твердо приклеивается не к моему заплаканному лицу, а к декольте начинаю действовать.

— Скажите мне, они же все не погибли в этом жутком кошмаре, да? — делаю голос ломким и полным надежды, подкрепляя слова слезами.

Серенький дергается в попытке освободить руку, но не понимает, что уже попал. Дергаюсь за ним вперед и, будто случайно, зажимаю его руку между грудей, искренне радуясь, что он в обычной одежде, а не в амуниции. Беглый взгляд серенького на моё заплаканное лицо, фиксация на груди, неразборчивый шепот на их языке и попытка сбежать, оттолкнув меня от себя. Ага, сейчас он от меня уйдет, от меня еще ни один целым не уходил. Резко приподнимаюсь и с ревом бросаюсь с объятиями на свою жертву. Вот такого он не ожидал.

— Они все умерли, один пепел от них остался, — повторяю несколько раз, ревя на плече перепуганного солдатика.

Чем больше повторяю эту версию, тем больше она осядет в головах сереньких. Еще немного и они поверят, что старики умерли при пожаре, главное направить их мыслями к такому объяснению.

— Как мне теперь без них жить? — завываю в плечо участливой тряпки, нагнетая свое мнимое горе.

— И правда, — слышу знакомый слегка шипящий голос полный злорадства, — как?

«Твою же мать, он жив!» — вырывается у меня, видя вполне себе живого Маратика.

Огромная фигура закрыла меня от созерцания пепелища и доверчивой публики. Амуниция вся та же, шлем в форме совиной головы. Кажется, я попала…

Спокойно, спокойно! Может это не он? Ну, мало ли кто напялил шлем в форме совы на голову? Мало ли кто…

— Похоже, ты не очень рада меня видеть живым, — подметил с иронией Марат и дернул меня за плечо, поднимая с земли.

Сейчас он всем расскажет о нашем ночном свидании и тогда мне точно конец. Только одна попытка убийства Маратика все равно, что смертный приговор. Спиной чувствую взгляд красных щелей, возможно из-за этого не могу встать на ноги. Они подкашиваются, и Марат подхватывает под руки, исцарапав мой подбородок до крови. Сзади слышится шипение, и затем Марат резко убирает руки от меня, позволяя, упасть. Но я не падаю, потому что публика ещё моя, он ещё не поведал свою версию событий. Отталкиваюсь от земли, так и не упав, и буквально вешаюсь на шею Марату. Чешуйки царапают кожу, кровь течет по щеке, и я медлю только секунду, чтобы судорожно выдохнуть и истошно зареветь. Боли от ран мало, дабы мне поверили, и я позволяю себе подумать о Настасье. Ее смерть была бессмысленной и виноват в ней не только монстр, но и я. Слезы смывают грязь с лица, и я судорожно выдыхаю, словно от удара в живот. Убийца Настасьи, поработитель моего народа назвал меня своей женой. Может он сделал это для того чтобы я почувствовала себя предателем своей родины? Это мерзкое ощущение, которое давит к земле, безысходность от которой нечем дышать.

Соберись Любава, сейчас это неважно! Я реву на плече у Марата не для того чтобы пожалеть себя, а чтоб поверили мне, а не ему, хоть на мгновение. Серенький не отталкивает меня, прибывая в шоке, но он скоро пройдет, у меня мало времени. Чтобы эмоции были правдоподобными, вспоминаю проповедь отца о самих больших грехах и чувствую, что должна изобразить, чтоб мне поверили.

— Живой, — выдыхаю с таким счастьем и облегчением, на которое вообще способна.

Я ведь действительно чувствую облегчение, что не взяла грех на душу, и Маратик оказался жив. Просто мне бы хотелось, чтобы он оказался жив, а я бы никогда об этом не узнала. Чувствую, как напрягся заместитель главнокомандующего и прежде чем он что-то сделал, отпускаю его и пячусь назад, старательно делая вид, что сама от себя такого не ожидала. Натыкаюсь спиной на кого-то уже на расстоянии несколько шагов и отпрыгиваю в сторону, увидев красные щели и уродливый шлем главнокомандующего у себя за спиной. Прячусь за спину Марата, показывая монстру монстров, что у меня есть защитник, но держусь на расстоянии, чтобы сам защитник об этом не догадался. Монстр что-то шикнул, и Марат только слегка повернул голову в мою сторону.

Главнокомандующий что-то прошипел и тот ему ответил коротким шипящим звуком, который из-за шлема было сложно расслышать. Не зная смысла их языка, только по интонации сложно понять, о чем они говорят, но ясное дело обо мне. Хотя…

— Так ты что, по девочкам? — с легким наездом поинтересовался монстр монстров в моей фантазии совсем не вовремя для моего мозга.

— Нет, — испуганно и поспешно начал оправдываться Маратик.

Вот просто вижу, как его глазки испуганно забегали, сейчас оправдываться начнет. А ведь начал, по крайней мере, мне так показалось.