Лариса Петровичева - Девушка без имени [litres]

Лефевр буквально выбросил себя из сознания Алиты и несколько минут сидел на ковре, выравнивая дыхание и пытаясь как-то справиться с той бурей, которую вызвал в нем прочитанный отрывок. По лицу струился пот, а руки тряслись; посмотрев на Алиту, лежавшую на диване с закрытыми глазами, Лефевр на какое-то мгновение увидел ее глазами Мико – мертвую, оскверненную, с прибитой к груди листовкой, и ему показалось, что она и в самом деле умерла. Схватив Алиту за плечи, Лефевр несколько раз встряхнул ее и похлопал по щекам; когда девушка открыла глаза, он испытал такое облегчение, словно с плеч свалилась пресловутая гора.

– Что-то случилось? – испуганно спросила Алита.

Лефевр попробовал ободряюще улыбнуться, но улыбка вышла нервной и кривой.

– Персонаж Винокурова, Мико, – сказал он. – Убийца девушек. Это Мороженщик, он уже два года орудует в столице. И я ищу его.

Утром они решили отправиться на кафедру артефакторики. Отдел Лефевра почти не касался работы с артефактами, поэтому он знал о разновидностях колдовских предметов лишь в общих чертах, но музей при кафедре когда-то поразил Лефевра до глубины души. Чего тут только не было! В специальных стеклянных шкафах располагалась настоящая коллекция диковин и редкостей со всего мира. Были тут и раковины с Дальневосходных островов, приносившие своим обладателям острый слух обитателей тамошних гор, и рога ископаемых животных, исчерченные рунами, призывающими древних богов приносить удачу владельцу, и крошечные фигурки пузатых человечков с огромными фаллосами – они, как и следовало ожидать, наделяли хозяев изрядной мужской силой, а хозяек – неимоверной привлекательностью. Здесь хранились перья, приносящие писательский талант, зеркала, в которых дурнушки отражались красавицами, а уж картин, драгоценностей и оружия и вовсе было в избытке. Разумеется, это были обычные, доброжелательные артефакты: Ползучие и злонамеренные заполняли императорское хранилище, и извлечь их оттуда могли только члены владыческой фамилии.

Лефевр провел ночь почти без сна, ворочаясь с боку на бок. Порой он проваливался в дрему, и сон приносил ему Алиту: она задыхалась от страсти в объятиях Лефевра, комкая простыни во влажных стиснутых ладонях и выдыхая его имя на пике удовольствия – в следующий миг девушка уже лежала на морском берегу, и он вынимал из кармана листовку и маленький изогнутый нож чуть больше мизинца. Лефевр садился в кровати, стряхивая с себя липкую мерзость сна, смотрел в темное окно и думал о Винокурове. Писатель рассказывает в своих книгах об убийце из другого мира. Рассказывает детально, в подробностях. Либо его Ползучий артефакт способен записывать текст без участия Винокурова, либо в запасах писаки есть еще один магический предмет, способный показывать картинку, как известное Блюдце с яблоком, либо, что еще хуже, Винокуров сам путешествует из одного мира в другой и совершает преступления, оставаясь безнаказанным.

А ведь неплохо так писать книги. Смотри на человека и записывай все, что он делает. Тем более если этот человек – неуловимый серийный убийца. Читатели с руками оторвут да добавки попросят.

Одним словом, Лефевр встретил утро с таким настроением, словно всю ночь провел в прозекторской на вскрытии и совершенно вымотался. Алита, которая спустилась к завтраку, тоже выглядела далеко не лучшим образом: под глазами девушки залегли тени, лицо осунулось, даже рыжие локоны, кажется, стали темнее.

– Вспоминала прошлое, – ответила она, когда Лефевр спросил, все ли в порядке. – Лучше бы не делала этого.

На кафедру артефакторики они приехали, перемолвившись едва ли десятком слов за всю дорогу. Лефевр косился на девушку и думал о том, что им надо бы развеяться. Например, выбраться в театр или музей или просто прогуляться где-нибудь. Он очень любил столичный парк, настоящий лес в центре города, удивительно красивый в любое время года, но в дождь там не погуляешь, а погода старалась отличиться только ливнем и холодом.

Их встретил профессор Гундеготт, старый настолько, что его точнее было бы называть древним. Основав кафедру артефакторики шестьдесят лет назад, еще при дедушке государя Ахонсо, он сейчас и сам напоминал необычный артефакт, дарующий, допустим, неограниченные знания. Несмотря на почтенный возраст, профессор сохранил полную ясность ума, живость суждений и способность передвигаться без помощи трости. Поприветствовав своих гостей, он внимательно посмотрел на Лефевра и сказал:

– Я наслышан о вашей работе, дорогой друг. Вы делаете очень серьезное и важное дело. Чем могу помочь?

– Во-первых, сдать Ползучий артефакт в хранилище, – Лефевр передал профессору контейнер с заключенным в него пером и продолжил: – А во-вторых, я бы хотел узнать о том, как Ползучие артефакты меняют свои свойства в других мирах.

Профессор задумчиво взвесил контейнер в желтоватых морщинистых руках и спросил:

– Что же именно вам интересно?

– Все, – просто ответил Лефевр, и профессор рассмеялся.

– Право, вы очень основательно подходите к работе. Но нам ведь надо с чего-то начать, верно?

– Я видела такой артефакт, – подала голос Алита.

Брови профессора слегка дрогнули – он придерживался старых традиций, которые считали женщину чем-то вроде приятной мебели, и эта приятная мебель уж точно не могла раскрывать рот, когда беседуют мужчины. Впрочем, он больше ничем не выразил своего неудовольствия и произнес:

– Даже так? Артефакт из другого мира? Продолжайте, дитя мое.

– Это металлическое перо, – сказала Алита. – Находясь в одном из миров, оно записывает все, что происходит в другом. И с его помощью можно путешествовать из одного мира в другой. Вы что-нибудь знаете о таких предметах?

Профессор мягко улыбнулся и поманил Алиту к одной из раскрытых витрин. Артефакт, лежавший там на подушечке, был знаком Лефевру: Блюдце с яблоком было способно показывать людей или места, о которых думал владелец.

– Вот, дитя мое, презабавнейшая вещица, – профессор говорил ласково, словно показывал диковинку своей правнучке. – Подумайте о человеке – и увидите на блюдце все, что он делает. Или представьте себе место – и увидите, что там происходит. Уверен, что эта милая безделица поможет вам скоротать время, пока мы поговорим с господином Лефевром о крайне скучных вещах.

Алита со вздохом склонилась над блюдцем, а профессор взял Лефевра под локоть и со скоростью, необычной для его возраста, увлек в дальний угол музея, где осведомился:

– Она не из нашего мира, верно?

Лефевр ощутил внутренний озноб, но постарался как можно быстрее взять себя в руки.

– Почему вы так решили? – спросил он, поражаясь прозорливости профессора.