Карен Линч - Убежище [ЛП]

— Мне придётся научиться удваивать рецепты с вами, ребята, — радостно сказала она. — Роланд, вероятно, сможет сам целиком съесть целый пирог. Я никогда не видела никого с таким аппетитом, как у него.

Я усмехнулся, а она фыркнула.

— Ладно, ты такой же.

Мы закончили есть, и она отнесла тарелки в раковину. Она долго смотрела в окно, потом снова повернулась ко мне.

— Мне нужно поработать над картиной, которую я делаю для Сары. Ты можешь подняться со мной, если хочешь. Или можешь посмотреть фильм. Просто чувствуй себя как дома.

Я поднялся наверх, пока она переодевалась в свою одежду для рисования. Запахи масляных красок и скипидара беспокоили мой чувствительный нос и вызывали желание чихнуть, но это была небольшая жертва, чтобы провести время с Эммой. Я посмотрел на удобный старый диван и решил, что он не выдержит моего веса. С лёгким вздохом я опустил своё тело на пол рядом с ним.

Эмма поднялась на мансарду через несколько минут и улыбнулась, увидев меня. Ей не надо было мне ничего говорить, но по выражению её лица я понял, что она счастлива, что я решил присоединиться к ней. Она подошла к своему рабочему месту, взяла краски и кисти и села на высокий табурет перед мольбертом.

— Я работаю над картиной той шахты к югу от города, — сказала она, изучая холст. — Я больше привыкла делать морские пейзажи, поэтому это работа идет дольше, чем я ожидала.

Она начала работать, и вскоре всё, что я мог слышать в комнате, это тихое шуршание кисти о холст и шорох её одежды, когда она двигалась. Со своего места я мог видеть выражение сосредоточенности на её лице и то, как она прикусила нижнюю губу. Если бы мне пришлось использовать слово, чтобы описать её, я бы сказал, что она выглядела довольной.

Некоторое время спустя я задремал, но мои глаза открывались всякий раз, когда она ёрзала на стуле или шла за краской. Когда она встала и потянулась, я поднял голову и встретился с ней взглядом.

— Я думаю, что это лучшая работа, которую я сделала за многие годы, — она отнесла свои кисти к раковине в ванной и вымыла их. Зевая, она сложила чистые кисти и пошла к лестнице. — Ты не возражаешь, если я лягу пораньше? Я устала.

Я покачал головой и встал, чтобы последовать за ней.

— Не стесняйся, смотри телевизор. Можешь спать в гостиной, если хочешь, — сказала она, пока мы спускались по лестнице. Она направилась к своей спальне, потом остановилась и повернулась ко мне, почти застенчиво. — Спасибо... за всё.

Я понаблюдал, как она вошла в свою комнату и закрыла за собой дверь, а я потом лёг в гостиной. Мой острый слух улавливал каждое её движение, когда она готовилась ко сну, и я представлял, как она снимает с себя каждую деталь одежды.

Когда включился душ, я громко сглотнул и включил телевизор, чтобы не слышать, как вода обрызгивает её обнажённое тело. Прежний я не стал бы долго раздумывать, прежде чем подслушать и дать волю своему воображению. Но мне казалось неправильным делать это с Эммой.

Вскоре кровать заскрипела, когда она забралась в неё, и единственными звуками в доме стали звуки телевизора. Мне не очень хотелось что-либо смотреть, поэтому я выключил телевизор и устроился отдохнуть. Шея уже ощущалась намного лучше, и я должен буду полностью исцелиться после хорошего ночного сна.

* * *

Я резко проснулся, моё сердце бешено колотилось, и я в замешательстве огляделся вокруг. Лишь спустя несколько секунд я вспомнил, что был у Эммы. Часы на кабельной коробке показывали, что было около трёх часов ночи, и я задался вопросом, что разбудило меня.

— Нет!

Услышав испуганный крик Эммы, я вскочил на ноги и бросился по коридору к её закрытой двери. Резко повернув ручку, я толкнул дверь так быстро, что она чуть не врезалась в стену.

Моё шумное появление не разбудило Эмму, которая лежала, запутавшись в простынях, издавая тихие испуганные звуки и борясь с чудовищами в своих снах.

Я включил свет, и Эмма проснулась со сдавленным криком. Она выпрямилась и несколько секунд с ужасом смотрела на меня, прежде чем её глаза наполнились узнаванием. Нижняя губа задрожала, а лицо исказилось, когда она попыталась не расплакаться. Проиграв битву, она свернулась калачиком на боку и спрятала лицо, её плечи затряслись.

Моё сердце сжалось от боли и, подойдя, я сел рядом с кроватью. Я тихо положил голову на край матраса, который сотрясался от её приглушённых рыданий. Я беспомощно наблюдал за ней, желая протянуть лапу, но боясь напугать её.

Через некоторое время её слезы прекратились, и она успокоилась, только лишь время от времени всхлипывала. Я пытался решить, остаться мне или уйти, когда она повернула голову и выглянула на меня поверх одеяла. Её глаза были полны глубокой печали, и она выглядела такой потерянной, что мне захотелось обнять её и защитить от того, что преследовало её во сне.

Мы смотрели друг на друга в течение длительного мгновения. Одеяло сдвинулось, и появилась тонкая рука, потянувшись ко мне.

У меня перехватило дыхание.

Рука замерла.

— Можно мне?.. — спросила она хриплым голосом.

Я кивнул, и её прохладная рука коснулась моего носа, затем прошлась вверх по морде и между ушами. Я еле сдерживался, чтобы не вздрогнуть от удовольствия, когда она робко исследовала контуры моей головы и проводила пальцами по моему меху.

— Ты такой тёплый, — прошептала она. — Твой мех мягче, чем я себе представляла.

Я сидел очень тихо, боясь сделать что-нибудь, что спугнёт её.

— Всё хорошо? Мне просто нужно... мне нужно знать, что я не одна. Это звучит глупо, да?

Я слегка покачал головой из стороны в сторону, не сводя с неё глаз.

"Я здесь, Эмма. Ты больше никогда не будешь одна".

Она судорожно втянула воздух, и её нос дёрнулся.

— Ты пахнешь, как Роланд. Раньше я этого не замечала. Поэтому я чувствую себя с тобой в безопасности?

Моё сердце пропустило несколько ударов. Она знала мой запах.

— Могу я тебе кое-что сказать? — она одёрнула руку и поднесла её к щеке. Прошло ещё несколько секунд, прежде чем она снова заговорила: — До того как я переехала сюда, я была в очень мрачном месте. Я приехала в Нью-Гастингс, чтобы начать всё сначала, хотя и не была уверена, что заслуживаю счастья. Мне всё время было страшно, и я чувствовала себя такой одинокой.

От её страдальческих слов в груди всё сжалось, как в тисках. Что с ней случилось? Кто причинил ей такую боль, что она считала себя не заслуживающей счастья?

Она с трудом сглотнула.

— Оборотни пугали меня, даже Роланд с Питером, и я не хотела иметь с ними ничего общего, как бы они ни нравились Саре. Дело было не в них. Они были очень добры ко мне. Дело было во мне.

— А потом я пошла в бухту в тот день, и ты прогнал тех двух волков. Я была так напугана, но ты просто сидел там со мной. Ты заставил меня понять, что мне не нужно бояться твоего вида. После этого мы с Роландом стали друзьями. Мы с тобой тоже друзья, хотя ты никогда не разговариваешь. Надеюсь, когда-нибудь ты позволишь мне увидеть тебя в человеческом обличье и назовёшь своё имя.