Даринда Джонс - Смерть и девушка, которую он любит (ЛП)

В общем, дело вот в чем. Есть у меня сестра. Слегка с приветом, но присутствует в ней какая-то особая кипучесть. Особая офигительность. Есть братья. Та же история, только в другой упаковке. С приветом, но офигительные. По всем статьям. А еще есть муж, благодаря которому я чувствую себя почти достойной всех тех невероятностей, что случаются со мной, несмотря ни на что. Добавьте сюда двух прекрасных сыновей, парочку кузенов, золовок и других членов большой семьи, приправьте большущей щепоткой друзей, братьев по перу, сестер по оружию, народа по маркетингу и связям с общественностью, продюсеров, художников и редакторов, а еще помощницу, которая наматывает вокруг меня круги, «уличную команду», благодаря которой я уже поверила в волшебство, и редактора, чьей трудовой этике могут позавидовать мировые лидеры, и вы поймете, почему и как я оказалась посреди питательного котла из творчества и положительной энергии. Вот это мы и называем системой поддержки, и у меня она — лучшая в мире!

А еще есть ты — читатель. Страстное, раскаленное добела создание, питающееся написанным словом так же, как другие — напитками с кофеином. Только благодаря тебе я зарабатываю на жизнь любимым делом — сочиняя истории.

Огромное спасибо всем вам!

Вы сами знаете, кто вы.

Знаете, что значите для меня.

И что без вас меня бы давно упрятали в комнатку с мягкими стенками.

Надо как-нибудь вместе пообедать!

Академия Бедфорд-Филдс зарекомендовала себя как одна из самых престижных школ Северной Америки, обещая своим воспитанникам превосходное образование и будущее ярче, чем взрыв сверхновой. Ну или что-то типа того. На самом же деле это место — всего лишь последняя надежда для богатых родителей, чьих детей вышвырнули из всех остальных учебных заведений в свободном мире. Этот интернат дико дорогой, но те самые родители, у которых неуправляемые дети и денег куры не клюют, готовы заплатить сколько угодно, лишь бы получить хотя бы иллюзию хорошего образования. К собственной репутации они относятся крайне серьезно. А притворяться хорошими родителями — это стоит немалых усилий. И всяческих трастовых фондов. Плюс школа не дает детям мешаться под ногами у мам и пап. И за это упомянутые мамы и папы готовы платить сверху.

Конечно же, в самом начале учебы в Бедфорд-Филдс ничего этого я не знала, но как-то раз все правила школы мне популярно объяснила блондинка с перебором подводки для глаз и сильным дефицитом моральных принципов. Причем объяснила прямо в туалете, пока чистила ногти складным ножом, которым разжилась у наркоторговца в Кабо-Сан-Лукасе прошлым летом. Не преминула она и добавить, что заточила нож острым как бритва, чтобы тот легче входил в цель. А потом напрямик спросила, какого рожна рыжая коротышка с кожей цвета побелки посмела вторгнуться на ее территорию. Я понятия не имела, школу она имеет в виду или конкретно туалет. Так или иначе, это был мой первый день и первое знакомство с жизнью, не имеющей ничего общего со знакомым и привычным. И с того момента все покатилось под откос.

Во-первых, зима на севере оказалась настоящим шоком для моего организма. Даже в семи слоях одежды я никак не могла согреться. Во-вторых, моя учеба началась посреди семестра, и я катастрофически не успевала почти по всем предметам, на которые меня записали. И, в-третьих, у меня, видимо, имеется какой-то акцент, который давал повод некоторым из самых неугомонных учеников от души надо мной поиздеваться.

Однако хуже всего оказалась ностальгия по дому. По бабушке с дедушкой, по друзьям, по самому дому и по старой школе я скучала так сильно, что будто бы болела гриппом не переставая. Скучала я даже по Табите Синд — моему заклятому врагу. К счастью, здесь у меня была Кения, которая начала с того, на чем остановилась Таб. Табита хоть ножом мне не угрожала. В общем, жизнь в Нью-Мексико была гораздо проще жизни в интернате для богатеньких детей со всего штата, где погодка, наверное, похуже, чем в Сибири. А еще такая жизнь была явно опасной для моего здоровья.

— Лоррейн! — услышала я свое липовое имя, но продолжила идти, даже не обернувшись.

В Нью-Мексико друзья знали меня как Лорелею Макалистер, под настоящим именем, а ученики здесь, в штате Мэн, — как Лоррейн Пратт, которую перевели в Бедфорд-Филдс из Аризоны. К счастью, в Аризоне я пару раз бывала, и этого оказалось достаточно, чтобы удовлетворить любопытство особо рьяных учеников.

— Лоррейн! — снова позвал женский голос, но меньше всего на свете мне хотелось опоздать на урок. Учителя здесь одним только взглядом могут дать фору местной зиме.

Я держалась тише воды, ниже травы. Теперь, когда выветрился мой статус новичка, я могу относительно незаметно переходить из класса в класс. Поначалу же все на меня пялились. Абсолютно все. Такова цена смены школы посреди семестра. Но как только другие ученики узнали, что за мое обучение платит не семья, а стипендия, пялиться перестали, и я мигом попала в сплошной игнор. По крайней мере со стороны большинства.

Игнор-то я переживу, а вот стипендия стала для меня большой загадкой. Из привычного мира меня увезли ночью. На четырех разных машинах. Четыре разные группы людей. Дорога заняла два с лишним дня и закончилась в страшно холодный предрассветный час у ступенек Бедфорд-Филдс. С собой у меня были чемодан и резинка для волос. Ну и откуда вдруг взялась стипендия? Видимо, об этой части плана бабушка с дедушкой как-то забыли упомянуть.

— Лоррейн, подожди!

В конце концов я остановилась, смертельно рискуя попасть в битком набитый коридор. И все ради того, чтобы меня догнала восьмиклассница, которая по стечению обстоятельств оказалась моей соседкой по комнате. Она единственная, кого все еще восхищает моя, так сказать, сверкающая новизна, и одна из двух учеников, которые вообще обращают на меня внимание. Второй — мальчик по имени Уэйд. В интернате я уже несколько недель, и Уэйд относится ко мне так, будто мы всю жизнь знакомы. А вот Кристал по-прежнему смотрит на меня с благоговением. Очень надеюсь, скоро мой искусственный блеск новичка поизносится, потому что иногда Кристал попросту подбешивает.