Полина Гриневич - Цветок с пятью лепестками

Багровые языки уже метались по залу, заставив отступить тех, кто пытался с ними бороться, поглотив тех, кто не нашел выхода, кто споткнулся и упал в темноте. Пламя уже протянуло щупальца-пальцы в шахты лифта, облизывая с изощренным удовольствием ноги застрявших в лифтах людей и заставляя их танцевать последний в их жизни танец — танец смерти.

За окнами звуки пожарных сирен слились в сплошной хор, хор бессилия. Машины просто не могли пробиться к зданию, заставленному со всех сторон десятками малолитражек.

А пламя продолжало свой победный марш, словно подгоняемое магической мелодией разрушения. Оно прорвалось сквозь все этажи и выбросило торжествующий черный знак победы высоко в небо.

Моника выбралась на подоконник и взглянула вниз. Голова сразу же закружилась. “Боже, как высоко!”

Толпа внизу обратила внимание на появившуюся в окне женщину. Сотни обращенных к ней лиц, поднятых голов. Пожарные попробовали поднять раздвижную лестницу. Она не доставала, мешали провода и расставленные машины.

— Держитесь! Держитесь!

Люди снизу пытались поддержать ее своими криками. Женщина закрыла глаза. “Только не смотреть, только дождаться. Меня обязательно спасут”.

Пламя за стеной продолжало бушевать, поглощая все, до чего могло дотянуться. Но пространство за спиной у Моники не привлекало его. Оно нашло себе другие многочисленные игрушки. Огонь не позволял пожарным приближаться к зданию и уже начал захватывать прилегающие к универмагу дома.

“Я выживу, я должна. Меня дождутся”.

Время состояло из бесконечности, свернутой в секунды и минуты. Сколько его уже прошло, сколько еще осталось до спасения? Невозможно было сосчитать. Вся прошедшая и вся будущая жизнь, сжатая в этих мгновениях.

— Мадам! С вами все хорошо? Дайте же руку!

Она с трудом открыла глаза. На самой вершине лестницы, прямо рядом с ней, пожарный протягивал ей свою руку в грубой брезентовой рукавице.

Моника буквально рухнула ему в объятия, и лестница начала опускаться вниз.

Буквально в ту же секунду крик ужаса вырвался у сотен наблюдавших за этой сценой людей — огромный язык пламени вырвался из опустевшего окна. Но они уже были вне его досягаемости.

Внизу Моника спокойно легла на носилки. Пламя продолжало бушевать, истекая разочарованием в соседние магазины и школу.

— Поздравляю вас, мадам! — над носилками склонился ее спаситель-пожарный. — Это какое-то чудо, магия.

Она не ответила. Иногда люди сами находят правильный ответ. Даже если и не подозревают этого.

Из-под развалин сгоревшего универмага достали триста пятьдесят тел.

Море расплескалось серо-белыми летящими гребнями на весь горизонт. Волны налетали на столбы волнорезов и, рассыпаясь, взлетали выше поручней мола.

Кира стояла, обняв себя руками, и любовалась стихией. Как же приятно было вновь оказаться дома! Ветер кидал соленые капли ей в лицо, но редким из них девушка позволяла себя коснуться.

— En tout il y a au moinsunegoutte de bien[1].

Жаль, что французский давался ей не так легко, как хотелось бы. Пройдет всего несколько месяцев, и ей придется занять свое место в учебной аудитории, и тогда никто не даст скидки на слабое знание, ведь от этого в последствии будут зависеть жизни людей.

Последние пару недель они с Уршулой старались все время говорить только на французском. Но, увы…

А вот Милана эта проблема совсем не интересовала. Со странной легкостью он получил работу в одном охранном агентстве и очень быстро сошелся с другими сотрудниками. Кира вполне допускала, что он мог воспользоваться своими неординарными способностями и продолжал делать это и дальше, но… Зато теперь он постоянно был рядом. Даже сейчас.

Девушка зябко поежилась. Она уже стала забывать, каким неприветливым может быть зимнее море. Но оно было такое родное! Здесь, всего в получасе езды от города, она провела самые счастливые дни детства. Море умело быть совсем другим — ласковым, с теплым песочком и шумными, неугомонными чайками, старательно ищущими что-то, что могло достаться им от многочисленных гуляющих по набережной людей. Что-то, что могли кинуть птице люди в многочисленных закусочных и кофейнях, теснящихся вдоль берега. Сейчас нет, сейчас почти все они были закрыты. Хотя, кажется, вот там можно выпить глинтвейна.

Она помахала рукой в сторону окон ресторанчика, что находился прямо у входа на смотровую площадку, развернулась и медленно пошла по набережной. По бетонной дорожке, зажатой между крутыми песчаными склонами с вечнозелеными горделивыми соснами и взволнованной пенистой грозной массой, атакующей сушу с неослабевающим желанием поглотить, растворить в себе и двинуться дальше. Ветер, друг всех стихий, старался помочь морю как мог, наполнял движение волн силой, поднимал гребни волн высоко-высоко и обрушивал на камни, в беспорядке разбросанные на пляже между опор набережной.

Что могло быть прекраснее созерцания разбушевавшейся стихии, зная, что ты в безопасности, и попивая горячий, слегка пьянящий и неимоверно вкусный на холоде напиток?

Дождавшись Милана и Улю, она прикоснулась к статуе русалки. Потом провела по границе чешуи, покрывающей ее тело, подобно экзотическому купальнику.

— Кто это, Кира?

Уршула тоже протянула руку и, стянув перчатку, коснулась тонкими пальчиками позеленевшей меди статуи.

— Это русалка. Осторожно! Прикосновение к ней может исполнить желание!

Кира рассмеялась, глядя как Уля испуганно отдернула руку.

— А может, просто приносит удачу. А ты не хочешь прикоснуться?

Она повернулась к мужчине, которого, казалось, совсем не смущал ветер, стремящийся проникнуть под куртку и за воротник.

— О, нет. Я свою удачу уже поймал.

— Ты прав! Поймал.

Кира широко улыбнулась. Кто кого поймал…

— Эй, я понимаю, что вам вдвоем и здесь тепло, но я-то уже замерзла! Пойдемте куда-нибудь, где тепло и уютно. Где камин. Здесь есть место с камином?

— Повелительнице огня должно быть тепло везде! — шутливо возмутился бывший полицейский.

Кира взяла Милана за руку и тихонько сжала его ладонь пальцами. Шутить со способностями Ули не стоило. И дело было даже не в возможности неконтролируемой реакции, просто настроение подруги в таких случаях обычно резко портилось. Конечно, Мартин мастер манипуляций, но мало ли что.

— Не знаю, как камин, но приятных местечек наверху полно.

Они начали подниматься по петляющей по склону берега дороге, мощеной старым, еще немецким булыжником. Ветер как по команде стих, а наверху вообще стояла необыкновенная тишина, и полупустынные улочки практически без транспорта словно погружали в мир тишины и покоя. Опавшая листва еще мелькала яркими пятнами на газонах некоторых особняков, остроконечные черепичные крыши которых гордо возносили шпили с флюгерами.