Тальяна Орлова - Стать последней [СИ]

— Даара! — глупый Криит даже не смотрел на стрелявшего. Ну же, где-то вверху, среди листвы! Посмотри наверх, Криит!

Третья стрела остановила дыхание. Плохой охотник. Жертва должна умереть уже от первой, а он справился только тремя. Возможно, вообще ребенок. Беги, плохой охотник, потому что Криит со своим ножом не промахнется.

— Тесса. Меня зовут Тесс…

Кровь почему-то пошла ртом, вместо таких важных слов: «Останови войну, четвертый сын вождя, потому что я, Тесса, вновь и вновь появляюсь на твоем пути, чтобы об этом попросить». Я мысленно продолжала и продолжала говорить, но изо рта теперь шла только кровь.

Пустота была бесконечной, мучительной. Сознанию нужны хоть какие-то ориентиры, оно не может выносить ничто. Особенно бесконечное ничто. Я не могла сформулировать ни одной мысли, а будто собирала себя из обрывков меня, чье имя никак не вспоминалось. Возможно, думала, что это и есть смерть. Возможно, была рада или разочарована, но ничего конкретного в этом ничто не осознавалось.

Вынырнула неожиданно настолько, что захлебнулась воздухом, а потом тяжело задышала, пытаясь преодолеть головокружение. Я радовалась головокружению, потому что оно означало: бесконечное ничто закончилось. Сколько оно продолжалось? Годы или один миг? До сих пор я переселялась в тех, кто был поблизости, а тут… будто моя маленькая душа пешком пробиралась через весь лес в поисках очередной своей жертвы.

— Эй! Ты чего? Помереть решила?

Зрение прояснялось вместе с разумом. Я повернула голову в сторону говорящего — пожилой полноватый мужчина, но в тоне его не было сочувствия. Зато в руках имелась… плеть или хлыст, я не уверена в названии. Таким пастухи погоняют скот.

— Я… в порядке.

Ответила, чтобы не вызвать еще большее внимание к себе, но сразу и осмысливала свое положение: я стояла на четвереньках, совершенно голая, а спину и ягодицы невыносимо жгло.

— Ну что, будешь еще красть? — спросил мужчина. — Или до сих пор убеждена, что разбить кувшин с хозяйской кухни — не воровство?

— Я не буду больше красть… господин.

Я не была уверена в правильности обращения. Но его, кажется, устроило. Или он все же трухнул от моего сорвавшегося дыхания — не переборщил ли… с наказанием за «кражу».

— Тогда пошла вон, Кьяра. Если еще раз поймаю, мало не покажется.

Я встала на ноги и вскрикнула от боли, бегло оглянулась — нигде не валялось ничего, похожего на мою одежду. Предпочла выполнить распоряжение в таком виде — все лучше, чем оставаться с ним. За дверью меня ожидали две девушки.

— Потерпи, Кьяра, потерпи, родненькая, — одна хлюпала носом.

Другая посмотрела на мою спину и сказала намного спокойнее:

— Нечего тут реветь, ничего страшного! Прекрати уже реветь, Далая!

Но вопреки некоторой грубости в тоне, очень мягко взяла меня за руку и довела до какой-то комнаты. Маленькая каморка с одной узкой кроваткой. Еще более бережно уложила меня животом на постель.

— Сейчас намажем, через недельку будешь как новенькая. Знахарь говорит, что изготовил мазь лучше, чем все прежние! Вот, считайте, что мы просто устраиваем проверку!

Она попыталась рассмеяться, но вышло нервно, неестественно. И потому она бросила попытку:

— Хватить уже реветь, Далая! Сама Кьяра не ревет, а ты ревешь. Не стыдно?

Та сидела на полу и гладила меня по щеке, а другой рукой успевала подтирать свой нос.

— Я не только из-за Кьяры реву… — объясняла она. — Из-за страха! Разве вы не видите, что хозяин становится все более жестоким? Знаете, пару лет назад он по роже треснет и на том успокоится, а теперь уже… Еще через пару лет он что будет делать? Раскаленную кочергу в нас засовывать?

— Ну это уж ты загнула! — ответила ей девушка, продолжавшая тщательно намазывать на меня чудодейственное средство. Мазь и правда помогала — там, где девушка прошлась осторожно пальцами, теперь жгло намного меньше.

— Не загнула, Надика! — в плаксе появилась неожиданная уверенность. — Будто сама не видишь, что он… умом нездоров. Он меня когда порол в последний раз, я успела заметить, как мнет… себя мнет между ногами!

— Говори тише! — испугалась Надика и сама закончила шепотом: — Особенно когда несешь чистую правду. Нездоров, и с каждым днем здоровее не становится. Скажи спасибо, что он сам себя между ногами мнет, а не в тебя свой отросток пихает!

— Сдается мне, Надика, это ненадолго! — уверенно, будто была знахаркой, заявила зареванная.

— Сдается мне, Далая, он сам взять и не сможет! Говорят, такое умственное нездоровье случается как раз с теми, у кого отростки не работают.

— И кто ж тебе такое сказал?

Они продолжали препираться. Теперь я могла пристальнее рассмотреть одежду девушки, что сидела на полу. Подобные платья с фартуками носили служанки из императорской резиденции, но это выглядело намного короче, а вырезы сбоку и сверху такие, что я могла полностью видеть ее грудь. В таком наряде не каждая жена перед законным мужем покажется. Выходило, что хозяин их сумасшедший: заставляет их так одеваться, бьет и издевается за мелкие провинности — и от этого сам возбуждается, будто берет их. Он не просто умом нездоров, он настолько болен, что его вообще лучше бы на Тикийскую территорию выселить. Я, конечно, слыхала про разные жестокие случаи в поместьях, но никогда не предполагала, что может быть до такой степени ужасно. В конце концов рабство на Большой земле упоминалось только в книгах по истории. А оно вот, прямо здесь. И я в самом центре.

— Почему мы тогда не сбежим? — спросила я, потому что не смогла бы удержать этот вопрос внутри. — Ведь мы же не рабыни.

— Во! — отреагировала Надика. — Теперь еще и Кьяра расклеилась! Видишь, до чего твое нытье доводит?

Обвиняемая только плечиками пожала.

— И все-таки почему? — повторила я, потому что сама не могла придумать разумного ответа.

— Лежи, лежи, не дергайся, — Надика мягко надавила мне на плечо. — Хочешь, чтобы я тебе очевидные вещи повторяла? Ну, держи, мне не жаль. Куда ты пойдешь, сирота без роду-племени? Крестьяне бывают добры, но им свои семьи кормить нужно, а не тебя, приблудную. В других поместьях и похуже творится — будто сама не слыхала. Да и если просто сбежим, то хозяин по всей округе весточки разошлет, мол, работали плохо да еще и обокрали напоследок — нас никто в дом не возьмет. Куда еще собралась? В портовый город, под бесов за монетку ложиться?

Неужели они вынуждены терпеть подобное, потому что нет выхода? Почему тогда про рабство только в книгах пишут? И вдруг решение всплыло само собой:

— А к охотникам? Пусть научат ремеслу. А если глаз у нас слабый или рука нетвердая, то можем дома убирать, еду готовить. Всяко хлеб отработаем. Охотники добры… и они предпочитают охоту домашнему хозяйству.