Анастасия Никитина - Колдунья из Угро

— Кто летал? Бабушка? — опешила ведущая.

— Агриппина! Бабушка тогда белье на чердаке от барабашки сторожила. Третий раз трусы с веревки пропадают! Бабуля уже и молочко в блюдечке ставила, и водочки наливала… Все равно пропадают!

— Простите, Лена, — окончательно запуталась Алиса. — Кого поила молоком и водкой ваша бабушка?

— Молоко для домового. Так все делают, чтоб задобрить. Только не помогло. А водкой она никого не поила! — радостно заявила зрительница. — Это она себе налила чуть-чуть, чтоб барабашку не бояться! А потом Агриппину на метле увидела и про трусы забыла. А он их снова украл!

— Спасибо, — с натугой выкручивая микрофон из цепких рук зрительницы, прошипела ведущая. — Профессор, ваше мнение о рассказе Елены?

— Неудовлетворенные желания уважаемой бабушки…

От смеха у мадам Люлю из глаз полились слезы, и потекла хваленая водостойкая тушь. Поэтому финала этого ток-шоу она не увидела. Устранив беспорядок на лице, хозяйка салона отправилась встречать дорогую, в прямом смысле слова, клиентку.

Николай, насвистывая, вошел в здание поликлиники МВД. Заявление с сопутствующими бумагами уже неделю как ушло по инстанции, и Макс шепнул ему, что проблем не предвидится. Медкомиссия тоже почти пройдена, осталось получить две последние подписи. А больше никаких препятствий перед заветными погонами не предполагалось. Николай прямо чувствовал, как мутнеет в памяти его попытка пожить гражданской жизнью, а вместе с ней и все неприятные воспоминания, связанные с бывшей женой.

Психиатр, худой, длинный, как жердь, дядька неопределенного возраста, долго расспрашивал, что заставляет господина Корбова сменить сытую жизнь банковского служащего на погоны. Судя по выражению лица эскулапа, в его глазах это являлось признаком психического расстройства.

— Ну-у… — задумчиво тянул лекарь человеческих душ, разглядывая сквозь круглые бифокальные очки сидевшего перед ним мужчину. — Не знаю, не знаю…

— Чего вы не знаете, доктор? — не выдержал, наконец, Николай. — Вы же видите, что я нормальный!

— Ну-у, — опять протянул эскулап и тоненько хихикнул. — Нормальных, в полном понимании этого слова, просто в природе не существует. Все мы немного того, знаете ли. Да и какой психически больной человек признает, что он болен? С точки зрения психически больного человека, его модель поведения и является самой нормальной. А больны как раз окружающие… Признание наличия болезни самим психически больным человеком — это основной шаг на пути к выздоровлению. Вы согласны?

— Наверное, да. Вам лучше знать, вы же доктор, — осторожно согласился Николай и, соображая, не поймут ли его согласие превратно, быстро добавил: — Но я не псих.

— Ну-у, — манера собеседника нукать через слово с самым многообещающим видом начинала раздражать. — Определение «псих» в корне ошибочно. Нетолерантно, если по-современному. Надо говорить: «психически больной человек», проявлять, так сказать, уважение и понимание к больным людям. Кто знает, может, и самому доведется присоединиться, знаете ли. Тем более, основной шаг уже сделан, вы же пришли, а, значит, способны признать…

— Что признать? К кому присоединиться? — возмутился Николай. — Доктор, я совершенно нормальный человек. Мне просто нужна печать. Медкомиссия. Понимаете?

— Понимаю, понимаю, — психиатр надолго умолк, протирая свои очки. — Но и Вы меня поймите. Вот Вы выглядите нормальным, даже уверенны, что Вы — нормальный. Но я-то с высоты своего опыта знаю: нет нормальных. Даже я, знаете ли, порой ловлю себя на мысли, а нормален ли я сам? Все в мире относительно… А относительная нормальность это всего лишь совокупность… Так, о чем это я? Ах, да! Вот Вы хотите получить печать. Заметьте, МОЮ печать. Именно Я призван подтвердить, что Вы, по Вашему выражению, не «псих». Поручиться в этом своим словом, именем. Понимаете? А вдруг это не так? Вдруг у Вас просто состояние ремиссии? А в состоянии ремиссии любой, как Вы выражаетесь, псих будет выглядеть совершенно нормальным.

Николай почувствовал, как у него начинает кружиться голова, а в ушах шелестит шепоток: «Понимаете, псих? Понимаете?»

— И как же мне доказать, что я не психически больной человек в состоянии ремиссии? — внимательно контролируя свой голос, спросил Николай.

— Существуют специальные тесты, — задумчиво отозвался эскулап. — Но они занимают много времени. И заключение долго писать. А у штатного психолога все расписано, знаете ли… Времени катастрофически не хватает. Вы, конечно, можете записаться в регистратуре на прием. Но я Вам и сам скажу: месяца через три примут. Вот тогда и ко мне, с заключением.

— Я заметил дверь в кабинет психолога рядом с Вашей. Там никого не было. Почему же так долго?

— Штатный психолог принимает по полтора часа, два раза в неделю. Ставка маленькая, — спокойно проговорил эскулап и, заметив, как Николай изменился в лице, добавил. — Впрочем, если Вы пойдете на коммерческой основе, вас примут прямо сегодня. А я работаю до восьми.

— А если у меня ремиссия? — не удержался от ехидства Николай, поднимаясь.

— Ну, что Вы, всего-то полторы тысячи рублей, — невпопад ответил эскулап, снова натирая свои очки.

Слова психиатра в регистратуре подтвердили. Записаться к штатному, читай, бесплатному, психологу можно было только на конец декабря. Ждать три месяца Николаю не улыбалось, и он спросил про коммерческий вариант. И тут же прояснился смысл последней фразы психиатра: за полторы тысячи его готовы были тестировать немедленно. Бывший опер заплатил деньги, получил розовый глянцевый талончик вместо обычного на серой шершавой бумаге и, перекурив на лестнице, снова поднялся в знакомый коридор. Мазнув взглядом по табличке и спросив себя, где же он только недавно сталкивался с этой фамилией, мужчина вошел в кабинет.

— Прием по средам и пятницам с десяти до половины двенадцатого, — не поднимая головы от какой-то книги, заявила сидевшая за столом женщина.

— Я на коммерческой основе, — внес ясность Николай.

Женщина поднялась, и он тут же сообразил, где видел ее фамилию. Только что, на соседней двери. Худая, как щепка, высокая психолог, судя по возрасту, приходилась дочерью психиатру. Мужчина сразу понял, что тестирования ему было не избежать. «Семейный бизнес, мать вашу», — раздраженно подумал он, усаживаясь на жесткий белый стул.

Достойная дочь своего отца, психологичка, как про себя окрестил врача Николай, мурыжила его почти час. Ему показывали непонятные картинки, просили повторить бессмысленный набор слов, интересовались детскими воспоминаниями… Закончилась эта пытка просьбой припомнить слова, названые полчаса назад. Николай, едва не выругавшись вслух от неожиданности, смог вспомнить только семь из них. Психологичка, заявив, что для людей среднего возраста это хороший результат, отправила его в коридор ожидать заключение. Проторчав, подпирая стену, почти час, Николай получил вожделенную бумажку и без стука ввалился к психиатру. Если бы существовали какие-то тесты, которые определяют близость человека к умопомешательству, то Николай получил бы по ним самый критический результат. Эскулап, даже не взглянув на заключение, шлепнул свою печать, и без пяти минут мент вывалился из кабинета, уставший, будто разгрузил вагон угля.