Екатерина Федорова - Жена Берсерка

Девчонка, вскинув голову — на ресницах тут же начали оседать хлопья снега — пообещала:

— Я пробовать.

Говорила она сносно, но некоторые слова все еще коверкала.

Харальд шагнул поближе, ухватил руку, выглядывавшую в прорезь плаща, потянул Сванхильд за собой, разворачиваясь. Черный крысеныш тут же заскакал вокруг. Загавкал.

— Вот сейчас и пробуй, — проворчал он, взглядом выискивая сарай с углом поукромнее. Чтобы соседние срубы прятали его от любопытных глаз.

— Тихо, — крикнула Сванхильд на ходу.

Даже оступилась от усердия.

Харальд только головой покрутил. Дотащил до выбранного сарая, притиснул ее к бревнам, сказал, заглядывая в глаза, над которыми, на кончиках ресниц, уже повисла окаемка из снежных хлопьев:

— Не надо кричать. Говори негромко, но так, чтобы пес понял, что ты сильней. Тебя ведь били, Сванхильд? Прежде, не здесь, в Ладоге?

Она отвела глаза, сказала безрадостно:

— Не надо.

— Вспомни того, кто бил, — посоветовал Харальд, просовывая руки под полы ее плаща — и прихватывая тело так, что груди Сванхильд оказались над его растопыренными ладонями. Нажал, заставив их приподняться, ощутил мягкую упругость грудок через одежду. — Думай об этом человеке. Но не бойся его. Думай со злостью. И говори — тихо…

Последнее слово он прошипел низко, свистяще. И лицо ее, разрумянившееся от холода, было слишком близко, и на губах таяла пара залетевших снежинок…

И хотелось слизнуть их языком.

Но Сванхильд серьезно посмотрела ему в лицо, потом повернула голову к псу, прыгавшему рядом. Сказала, явно подражая ему самому, низко, с угрозой, от которой у Харальда внутри екнуло до того захотелось усмехнуться, но пришлось сдержаться:

— Тихо…

Пес затявкал еще визгливее.

— Ненавидь, — выдохнул Харальд, склонившись над ней. Руки его скользнули выше, приминая груди — и мякотью между ладонями и большими пальцами он ощутил бусины сосков. — Вспоминай и ненавидь. Думай о том, что ты сильней.

Мгновенное воспоминание скользнуло в уме — и он добавил:

— Ты сторожишь место рядом с хорошим зверем Харальдом. Только ты. Выходит, ты сильная. Думай об этом. Ну?

Сванхильд глубоко вдохнула, покосилась на него. Сказала негромко, напряженно, с долгим выдохом:

— Тихо…

Крысеныш удивленно гавкнул — и заткнулся.

Но девчонка тут же радостно объявила:

— Я смогла.

И пес опять затявкал, прыгая вокруг.

Пусть его, подумал Харальд. В конце концов, это даже хорошо, что пес такой дурной. Он всегда будет знать, если Сванхильд вдруг окажется поблизости. Особенно это пригодится тогда, когда ей не следует быть рядом с ним.

Это все равно что подвесить на нее колокольчик. Удобно…

Снежинки, успевшие растаять, оставили на припухлой губе метки сладковатой воды. Он слизнул их, подтянул Сванхильд повыше, чтобы не надо было нагибаться — и придавил ее к бревенчатой стенке. Навалился с поцелуем, раздвигая ей губы.

Руки сами собой скользнули ниже, к ее ягодицам. Пальцы впились в мягкое…

Но впились, похоже, сильнее, чем надо, потому что девчонка вздрогнула. Харальд отпустил, вскинулся, отрываясь от губ. Спросил:

— Больно?

И она, помедлив, ответила:

— Немного.

Но тут же добавила извиняющимся тоном:

— Там, где шрам. Немного…

Кожа натянулась, сообразил Харальд. Натянулась и потревожила рубец.

Он убрал руки, поправил на Сванхильд плащ. Объявил:

— Время обеда. Разделишь со мной хлеб и эль? В опочивальне?

Та посмотрела растерянно.

— Тюра и Гудню — будут искать. Мы вместе едим. Потом они учат…

— Поедят на этот раз без тебя, — проворчал Харальд. Сказал наставительно: — Они тебя учат, это хорошо. Но помни, кто ты, Сванхильд. Ты жена ярла. Хозяйка Йорингарда. Когда ты обедаешь со своим мужем, никто не смеет тебя тревожить. Никто не смеет тебя искать.

Она вдруг улыбнулась — лукаво, хоть и немного робко.

— Потому что сторожу место, да?

— А сейчас ты это место согреешь, — пообещал ей Харальд.

И, ухватив за тонкое запястье, потянул в сторону главного дома.

Подлая девка, которую ей дали в услужение, пришла не скоро. Встала возле нар, растирая ладони, доложила:

— Я все постирала, Красава Кимрятовна. И повесила на жердях за баней. Еще что хочешь?

— Обедать пора, — недовольно рявкнула Красава. — Ты где моталась, немочь бледная? Две тряпки постирать — неужто столько времени надо? Беги на кухню, поснедать мне принеси. Да скажи там, что пришла за обедом для сестры ярловой жены. И чтобы все в целости дотащила. Сама не вздумай в миску палец макнуть.

Гадкая тварь убежала, и Красава застыла на краю нар, недовольно хмурясь.

Подумала — поскорей бы Забавка пришла. Но раз до обеда не явилась, теперь уж только вечером жди…

В опочивальне все еще пахло стружками и деревом. Свежо, сладко. Харальд, скинув плащ, дождался, пока Сванхильд останется в одном платье. Велел:

— Распусти волосы.

Потом подумал — интересно, когда сработает тот капкан, что он поставил? И когда Сванхильд со своей жалостливостью заметит ту девку? Сообразит, что происходит?

Затем мелькнула другая мысль — все-таки девчонка странная. Словно и не среди обычных людей росла. Ведь знает, кто он, что он. Сколько народу сгубил. Однако даже на него с жалостью смотрела. И там, в Хааленсваге, и здесь, в Йорингарде.

Желание, накатившее еще у сараев, от этих мыслей тише не стало. Харальд дошел до кровати, сел, стащил с себя сапоги, рубаху. Потребовал:

— Иди сюда.

И когда Сванхильд встала рядом, подтянул к себе поближе. Наклонился, прижался щекой к ее животу, прикрытому многослойной одеждой. Ощутил, как она выдохнула — и, глядя снизу вверх, потянулся, отловил руками завязки на мелких сапогах. Спросил насмешливо:

— Помочь тебе снять сапоги, жена? Раз уж у вас именно это означает, что люди поженились?

Сванхильд взглянула обиженно. Выдохнула:

— Когда мне в лицо брызгать кровью, там, на свадьбе… я не кривилась. Не смеялась. Потому что это для тебя, Харальд.

Она дернулась, чтобы отступить — но он не позволил, прихватив ее за колени. Приказал, выпрямляясь:

— Стой на месте.

А потом посмотрел ей в лицо.

Девчонка залилась румянцем так, что щеки запунцовели. Смотрела и испуганно, и отчаянно — все вместе…

Сказав то, что сказала, Забава и сама перепугалась.

Разве можно было такое говорить — и кому? Харальду.

Это Харальд вернул ей все, что она потеряла. Свободу, право людям в лицо смотреть и себя не стыдится, потому что она теперь не девка для срамного дела, а честная жена при муже. Прилюдно в жены взятая, по всем обычаям.

Пусть и чужим для нее.

А Харальд еще и то дал, чего раньше у нее не было. Дом полная чаша, жизнь в довольстве, его ласка и забота…