Екатерина Федорова - Похищение славянки

И покосилась на высоченные сундуки у стен, устланные мехами, как и кровать. Эх, посмотреть бы, какие уборы там лежат… князь, похоже, не женат, так что платьев нарядных там не окажется. Но должны найтись перстни самоцветные, ожерелья, зарукавья (браслеты), навроде тех золотых, что носил чужанский князь на корабле. И пояса драгоценные…

Красава вздохнула и уселась в изножье кровати. Ждать князя.

День выдался долгий. Харальд со Свальдом сходили на верфь, осмотрели щенков, что народились этим летом — все с черными пастями, значит, злые будут охотники и волков зимой к дому не подпустят.

Потом снова сидели в зале главного дома, где опять пировали, но уже потише, не с таким размахом, как вчера. Походы кончились, впереди была долгая зима, и когда еще двум братьям, что живут у разных фьордов, выпадет возможность повидаться…

На двоих они выпили полбочонка крепкого, валящего с ног зимнего эля, оставшегося еще с прошлого зимовья. А под конец Харальд разрешил брату выбрать из его рабынь любую, на кого ляжет взгляд.

С некоторым смущением разрешил — в конце концов, ценности преподнесенной им рабыни Свальд и сам не знал, так что на деле милость Харальда по сравнению с даром брата выглядела насмешкой, а не достойным ответом.

Но раз брат собрался жениться, то рабынь дарить ему не следует, подумал Харальд. Лучше преподнести на прощанье один из тех богатых мечей, что без дела лежат в кладовой. К примеру, тот, что он снял с тела убитого им английского ярла в последнем походе. Добрый меч, и весь в золоте — так что Свальду будет чем покрасоваться перед конунгом Гунаром, когда поедет к нему свататься. Говорят, швед любит золото…

Выйдя из зала, где все еще сидели их воины, доканчивая угощенье и бочонки с элем, Свальд и Харальд разошлись. Первый отправился искать рабыню покрасивее, а второй зашагал к себе в опочивальню.

Темноволосую уже должны были привести.

Пройдя по проходу, тянувшемуся от входа в его половину главного дома, Харальд обменялся кивком с Эйри, сторожившим этой ночью вход в покой, куда заперли светловолосую. И уже взялся было за свою дверь, за которой дожидалась вторая славянская девка — но вдруг подумал, что нужно глянуть, как там беглянка.

Кейлеву он доверял, но за девчонкой сейчас приглядывал не сам Кейлев, а одна из рабынь. Которую светловолосая вполне могла стукнуть по голове — как уже сделала с одним из воинов брата. И действительно начать рыть подкоп, как и предупреждал его Свальд…

Брат, конечно, шутил, но девчонка вполне могла превратить его шутку в быль.

Харальд убрал руку с запора и вошел в дверь напротив.

Там оказалось дремотно и тихо. Горели два ночника, светловолосая сидела на кровати, обняв колени. И слушала плавную речь старой рабыни, тоже залезшей на кровать — да еще и разлегшейся на высоком, укрытом мехами изголовье. Предназначенном для кого угодно, но не для старух из его дома для рабов.

— Вон. — Негромко сказал Харальд.

И когда старуха, с испуганным лицом подхватившись с кровати, прохромала мимо, бросил:

— Жди за дверью.

Что там чужанин сказал бабке Малене, Забава не поняла. Но наверно, что-то неласковое — потому что та вскочила с кровати и быстро ушла.

А чужанин остался. Сел напротив Забавы на кровать, широко расставив ноги и оперев кулак левой руки о колено. Глянул как-то странно — ни зло, ни по-доброму. Изучающе.

И под его взглядом Забава замерла, не шевелясь. Хорошо хоть черные метки зрачков в серебряных глазах больше не дышали, широко открываясь и сжимаясь.

Что Забава чувствовала, и сама не знала. Если по-честному судить, взял ее чужанин не силой. Пусть и под конец, но сама она ему все позволила. И если уж винить кого, то себя в первую очередь. Опять же на поругание не отдал, плетьми за побег не посек… даже кулаком не отходил.

А бабка Маленя рассказывала, что зовут чужанина ярл Харальд. И у здешних он считается за князя. Добрым его называла — потому что он разрешал жить в своем поместье тем рабам, кто уже не мог работать, по старости или от увечья. И кормить их не запрещал. А все другие перед наступлением зимы от лишних ртов, не приносящих больше пользы, обычно избавлялись…

Много чего рассказывала бабка Маленя про ярла Харальда. Что и щедр он, и силен — а как настанет весна, так и вовсе уплывет в свои походы. И будет тогда Забава жить здесь одна, без ярла, в тишине и в покое. Надо только с ярлом поприветливей быть да почаще ему улыбаться, а там все сладится. Вон в какое платье ее обрядили уже сейчас, и угощениями потчевали со стола самого ярла…

А что сладиться-то, думала Забава, обмирая под серым страшным взглядом. Жизнь рабская? Поиграется с ней чужанин, пока не надоест — а потом и она, как бабка Маленя, радоваться будет, что позволяют жить в рабском доме и кус хлеба дают. Нет у рабов своего угла, только воля и милость хозяйская…

Девчонка выглядела получше, чем утром. Румянец на щеках еще не появился — или она просто побледнела, увидев его? Зато на губах заиграл легкий розовый отсвет, какого прежде не было. И ранки от соленой воды немного затянулись…

Синие глаза, потемнев в неярком свете ночника, сейчас отливали вечерним морем, каким оно бывает незадолго до заката. А смотрели по-прежнему нехорошо — пусть и без ярости, но неуступчиво.

Значит, опять будет биться под руками, насмешливо подумал Харальд. Шевельнулся, привставая над кроватью — немного, просто чтобы посмотреть, что будет.

Рабыня расцепила руки, которыми обнимала колени, и живо метнулась на другой край кровати. С прытью, которой Харальд от нее не ожидал. Видно, что ее и впрямь сегодня покормили.

И хоть Харальд не собирался этого делать, но руки сами легли на пряжку пояса.

Рабыня, глянув на него в ответ широко распахнувшимися глазами, молча рванулась к незапертой двери — но там наткнулась на Эйри. Харальд, не оборачиваясь к выходу, услышал, как она ойкнула и отступила назад. Эйри, громко хмыкнув, захлопнул дверь перед ее носом.

Харальд скинул рубаху и развернулся.

Девчонка замерла у двери, быстрым взглядом обшаривала опочивальню. Кажется, искала, чем бы таким запустить ему в голову. Здесь, в отличие от его покоев, оружия на стенах не было.

Она так походила на щенков, которых Харальд видел днем, обходя поместье с братом — те тоже скалили крохотные клычки и пытались цапнуть его за руку, но не могли даже прокусить кожу…

Он растянул губы в улыбке, подобрал кинжал, упавший на кровать вместе с поясом, швырнул к ногам рабыни. И двинул ладонью, подзывая к себе.

Когда к ногам ее брякнулся малый меч, такой же, с каким она бежала прошлым вечером, Забава опешила. А уж когда чужанин еще и рукой махнул, подзывая — застыла, не зная, что и думать.