Джина Шэй - Дьявол на испытательном сроке [СИ]

Да и по честному-то возражения не очень-то рвутся с губ Агаты, почему-то ей и самой кажется волнительной эта его безумная мысль. Если что — он скажет, предупредит, и их точно никто не застукает — вытвори он такое, и ему действительно не сдобровать. Да — Джон её друг, и… это несколько не этично — заниматься этим в его кабинете, на его столе. Но черт возьми, до чего гулко бьется сердце, до чего будоражит Агату эта идея. У Генри совершенно непредсказуемая фантазия, поневоле следуя её выкрутасам, чувствуешь себя распутной девчонкой, но в кои-то веки от этого ощущения кровь не стынет в жилах.

— Так что? Согласна? — шепчет он, по-прежнему целуя её шею, практически рисуя на ней что-то языком — кажется, он уже понял, что от этого Агата хмелеет сильнее, чем от любой другой ласки. Целует, слегка прикусывает кожу — совсем чуть-чуть, и легкий привкус боли, кажется, обостряет восприятие, заставляя напрячься каждый нерв.

— Согласна, согласна, — сбивчиво шепчет Агата, и за это её согласие её награждают его пьянящие губы.

Генри торопится — видимо, тоже не хочет попасться, впрочем, сейчас Агате сполна долгие прелюдии заменяет адреналин. Он заставляет её кровь кипеть, заставляет непослушными пальцами расстегивать рубашку Генри. Да, некогда, да — не до особых ласк, но ей по-прежнему все так же хочется его голой кожи под своими руками.

Со стола Джона падает несколько папок, и рассыпаются по полу документы. Это свинство, это форменное свинство, да, Агата это понимает, но все, что она может сейчас, — это тихонечко постанывать, впиваясь пальцами в его плечи. Она пока сдерживается, хотя ей хочется прибегнуть к помощи ногтей.

— Быстрее, — шепчет она, силясь не прикусить ему мочку уха. Она знает, что его это провоцирует, что ему становится сложнее сдерживаться, но сейчас ей чертовски хочется именно необузданной, дикой, крышесносной страсти.

— Ага, сейчас, — вкрадчиво, растягивая гласные, отзывается Генри, и почему-то в его тоне Агате мерещится некая угроза. Услышав треск ткани, она беспокойно ахает, ей совсем не улыбается покидать ДСС голышом, но нет, Генри рвет не платье — но её трусики, торопливо запихивая их в свой карман.

— Ты спятил? Как я пойду без них? — возмущенно пищит Агата. Голые ягодицы прикасаются к холодной столешнице, охлаждая горячую кожу.

— Поправишь юбку, делов-то, — Генри, кажется, вообще не понимает сути проблемы. Действительно, юбка длинная, до колен, такое не разглядишь — особенно если пойдешь пешком. Никаких полетов однозначно сегодня Агате не светит. Хотя наверное, пройтись по улице вот так, без белья, будет весьма волнительно.

Подумать об этом Агата не успевает. Генри придвигает её бедра к себе.

— Давай-ка посмотрим, насколько ты готова, — шепчет он и его пальцы скользят по промежности девушки, касаются нежных, уже таких влажных складочек, осторожно их раздвигают. Агате кажется, что она сейчас взорвется от напряжения, от его шепота, что нежным бархатом ласкает кожу.

— Даже не думал, что праведницам так нравится быть дрянными девчонками, — он даже смеется так, что в груди сладко сжимается сердце. Какая она, к черту, праведница, скорей уж завзятая греховодница, совершенно потерявшая чувство меры. Агате хочется закрыть глаза, отдаться на волю его рук, но в таком случае они могут не закончить и к концу смены Джона, потому что Генри любит хорошенько помучить её ласками, прежде чем перейти собственно к соитию.

— Прости, мы сейчас чуть поторопимся, — ласково мурлычет Генри и сжимает пальцы на ягодицах Агаты.

В кабинете темно, светоч зажигается только в присутствии Джона, однако в окно подглядывает любопытная луна, именно поэтому глазам есть на что посмотреть — а именно на плавный рельеф мышц демона, его подтянутый живот. Кажется, Агата еще не целовала его живот, еще не осмеливалась на подобные нежности, нужно будет подумать об этом на досуге.

Генри снова оттягивает начало процесса, касаясь раскаленными поцелуями — кажется, каждый будто клеймо отпечатывается на её коже, лица Агаты и дразня её — уже в третий раз касаясь тугой головкой члена нежных половых губ, всякий раз задевая чувствительный вход, но уклоняясь от нее.

— Тебе не надоело издеваться? — наконец выдыхает Агата, когда он запечатлевает поцелуй на её подбородке и обламывает её в пятый раз.

— Не-е-ет, — протяжно выдыхает Генри, но наконец толкается членом внутрь — медленно, выбивая из груди Агаты протяжный вздох. Его ладони крепче смыкаются на заднице Агаты, ей от неожиданности хочется взвизгнуть, но все-таки она помнит, что за дверью, в коридоре, нет-нет, да и проходят серафимы-стражи, пришедшие со своих дежурств, а дверь — не заперта. Терпит. А Генри, кажется, совершенно забывает про границу «можно-нельзя», потому что его пальцы касаются и второй дырочки, слегка толкаются в неё. Агата прикусывает губу, силясь на закричать — ощущение внезапно сильное, хоть и противоречивое. От его твердых пальцев чуть щекотно, но из-за них острее чувствует его член, его движение в ней, и от этого удовольствие становится резче, острее, невыносимее, накрывая девушку своим шквалом. Агата захлебывается в восторге, придвигается ближе к Генри, вцепляется в плечи, обхватывает ногами. Она не хочет его выпускать сейчас, да что там — она не хочет его выпускать вовсе. Ни! Ко! Гда!

— Господи, — тихо выдыхает Генри, и кажется, это первое слово удовольствия, которое Агата от него слышит. Хочется еще, хочется, чтобы и он наконец забылся, перестал быть таким безмолвным, искушенным, закрытым. Чтобы можно было ощутить, что ему с ней хорошо не только по хриплым выдохам во время его оргазма.

Агата теряется в ощущениях, её удовольствие доходит до пика неожиданно быстро. А затем Генри отстраняется.

— А ты? — удивленно шепчет Агата. Она точно знает, что он еще до своего конца не дошел.

— Позже, — ухмыляется Генри, — одевайся, а то нас поймают.

Джон рядом. Эта мысль несколько приводит Агату в чувство. Генри торопливо застегивает рубашку, поправляет жилет, помогает Агате справиться с застежкой на платье.

— Зачем расстегивал вообще?

— Ты меня нарочно бесишь, да? — Генри изучающе смотрит на неё. — Хочешь с кровати сегодня вовсе не встать?

— Ты не очень страшно запугиваешь, — Агата и сама удивляется собственной дерзости. Почему-то дразнить его особенно приятно. Кажется, она заразилась этим от него же.

— Кажется, я все-таки сделаю из тебя распутницу, — пальцы Генри осторожно касаются её щек, — и я даже не уверен, что это хорошо.

Его голос звучит неуверенно, и эта его мысль — честная, не шуточная. Кажется, что-то за ней кроется, и Агата обещает себе, что подумает об этом позже.

— Нам можно выходить? — тихонько спрашивает она, а Генри качает головой.