Джина Шэй - Дьявол на испытательном сроке [СИ]

В это было легко поверить. Многие ли женщины смотрели на эти губы или в эти хрустально-прозрачные глаза и испытывали исключительно эстетическое восхищение, которое чувствовала Агата? Многие ли думали схватиться за карандаши? Вполне вероятно у других женщин были более здравые желания.

— Так вот. Жена Хартмана тоже была одной из тех женщин, которых я затащил в постель, — продолжает Джон, и его лицо будто закаменело, — его частенько не было дома, а жена дома была… И в один прекрасный раз он нас поймал.

В этот момент Джон замолчал на несколько секунд, собираясь с мыслями.

— В общем, умер я, не успев даже слезть с постели. Хартман проломил мне голову кочергой. Придушил жену. После этого у него помутился рассудок, и он почти год в Лондоне соблазнял замужних женщин, а потом убивал их — за неверность. Его поймали — повесили. Вот тут мы с ним и встретились снова.

— Ты тоже грешил? — тихо спрашивает Агата, пользуясь его паузой, и Джон качает головой.

— Нет. В Чистилище я по-новому взглянул на вещи. Я тогда вообще воздерживался от близости с женщинами. Работал сборщиком душ. Ну и Хартман оказался в моем отделе.

— Он не забыл тебе, да?

— О нет, — Джон задумчиво вздохнул, — совсем не забыл. Он пытался портить мне статистику, но когда понял, что на мой кредит это не влияет — сорвался сам. Демоном стал уже через год и проявил просто удивительную верткость, потому что мы бы его и не поймали впоследствии, если бы не появилось два дополнительных Орудия.

— Ты?

— Ага. Я и Кхатон, — Джон кивнул, — была еще Сесиль, от её света души начинали сиять ярче, но…

— Её не стало, да?

— Да, — осипшим голосом выдохнул Джон, — честно говоря, мне до сих пор кажется, что Хартман отравил её душу, угасил на столько лет, заставил уйти в перерождение, лишь бы ранить меня побольнее.

— Вы дружили? — осторожно выдохнула Агата, а Джон качнул подбородком.

— Я её любил, — поясняет он, — она была самым светлым человеком, которого я только видел. И я был в неё влюблен уже спустя первые полгода в Чистилище. Во многом я стал лучше только благодаря ей.

— И Генри знал?

— Конечно знал, — Джон болезненно поморщился, — даже пытался сам её очаровать, но Сесиль его отвергла. После этого он, кстати, и сбежал.

— Так, — у Агаты даже голова кругом пошла от количества информации, — и сегодня это тебе настроение испортило, потому что?

— Сегодняшний выход Хартмана был проверкой, — разъясняет Джон, — его бывшая пассия давно на меня охотилась, так сказать, приняла флаг мести Хартмана. Мы нашли последнюю душу, которая стала жертвой её банды, я выбрался с Хартманом в смертный мир — меня страховал Артур. Я позволил ей себя загипнотизировать, но понимаешь… Я же Орудие… Демонические штучки на нас срабатывают лишь только если мы сами разрешим, и то не до конца. Я все равно слышал, о чем они говорили. Да, Хартман сам попросил снять с меня гипноз. Но при этом, перед этим похвастался, как ловко он все-таки увел у меня девушку.

Кровь бросилась Агате в лицо. Захотелось срочно вскочить и рухнуть вниз с площадки, материализовывая крылья уже в падении, и все это лишь бы остудить пылающие щеки ледяным воздухом, летящим навстречу. Трофей? Она просто трофей?

— Увел?

— Да, — мрачно подтвердил Джон, — прости.

— Джо, не ты мне голову дурил лишь из тупой вендетты, — выдохнув это, Агата впилась зубами в кожу на тыльной стороне ладони. Больно. Лишь бы не расплакаться. Не так больно, как сейчас в душе. Дура, какая же дура. И чему она сейчас удивляется? Ведь говорили же, говорили, что ему от неё нужно только одно, почему думала о другом? Он же ничего ей не говорил, никаких признаний не было, даже в запале, конечно, ведь врать ему нельзя, так? И все это, все — даже случай с кабинетом — вовсе не из ревности к Джону, вовсе не из-за того, что Агата не смогла убедить Генри, что Джон ей только друг, нет. Это все, чтобы уязвить самого Джона, да побольнее, поглубже…

— Рози, — Джон притягивает Агату к себе, и она понимает, что слезы все равно бегут по щекам. Злые, досадливые, горькие слезы. Выдыхает, собирается с мыслями. Там за стенкой Триумвират, и хорошо же будет, если она, новое Орудие Небес, заявится на первое в своей жизни совещание зареванная и в слезах.

— Ты в порядке? — тихо спрашивает Джон, когда Агата отстраняется, и она кивает, стирая с щек остатки слез.

— Я правда не хотел тебе больно делать, — виновато произносит Джон, — простишь?

— Ох, Джо, — Агата утыкается лбом в его плечо. Ну и почему она такая дура, и увлеклась не вот этим вот супернадежным человеком?

Агата зря переживает. Она успевает не только успокоиться до появления Анджелы, но и замерзнуть, и, вернувшись в кабинет Артура, напиться горячего чаю. От нечего делать Артур её донимает и требует сконцентрироваться и «засветиться» еще несколько раз. Получается. Это несложно. Вопрос только в возможности отрешения от собственных суетных мыслей.

— И все-таки свет, — хмыкает Кхатон, наблюдая это.

— Свет важен, — отмахивается Артур, будто у них с Кхатоном начинается очередной виток давно поднадоевшего спора.

— Свет слаб, — возражает Кхатон, — ей работать с демонами, чем ей отбиваться? Сесиль свет совсем не помог.

— Помогал, — недовольно бормочет Джон, — просто Хартмана на пике одно Орудие нейтрализовать не могло.

— Именно поэтому нужно вернуть его обратно именно сейчас, не дожидаясь пика, — отрезает Кхатон.

Агата напрягается. Пусть у неё есть личные вопросы к Генри, но это не означает, что она ему желает возвращения на крест.

— У нас есть время, — успокаивающе замечает Артур, — и крайние средства тоже есть, так что не дави.

Кхатон молчит. Он вообще не особенно болтлив.

— А вот и я, — наконец-то раскрывается дверь, и в кабинете Артура появляется Анджела. Выражение её лица в принципе редко бывало довольным, но сейчас она была не в духе совершенно.

— Я не одна, — раздраженно заявляет она и прикрикивает: — Эберт, шагай уже вперед.

Джон удивленно оборачивается к двери, Артур и Кхатон — тоже. Одна Агата не знает вошедшую демоницу, и ей не очень-то нравится эта непосвященность. Девушка, кстати, оказывается на редкость красивая, стройная, соблазнительно выпуклая во всех нужных местах, с густой длинной гривой рыжих волос.

— Знакомьтесь, леди Виндроуз, — насмешливо усмехается Анджела, заметив растерянность на лице Агаты, — это Джули Мария Эберт, современная заноза в заднице моего департамента. Кстати, подельница Хартмана, если вы еще не поняли.

— Бывшая подельница, — улыбается суккуба, оглядывая собравшихся по очереди, — и жаль вы не упомянули, что я сама сдалась, мисс Свон, я так надеялась, что это имеет хоть какое-то значение.