Марьяна Сурикова - Сердце Стужи

— Как не переживала? — ответила Нега. — Да будто ты знаешь!

— Трудно догадаться? Я среди чародеев вдруг оказалась, ни одного лица знакомого, все волками глядят, а от вас даже весточки не пришло. Эрхан ко мне с вещами ходил, но и записки среди них не нашлось.

Белонега помедлила, чуть-чуть колеблясь, а потом ответила:

— Войд велел нам забыть о чародейке. «Не было ее, — сказал, — и не будет».

— Так и сказал? — Я сильно губу прикусила, чтоб не зареветь. Много навалилось, не чаяла уже справиться. Может, потому и зачастили друзья северные и одну меня на минутку не оставляли, всегда кто-то рядом сидел.

— Не нам с лордом спорить, — печально шепнула Нега. Ей тоже было тревожно, всем им, потому как не возвращался войд. И все сильнее крепло чувство, будто может совсем не вернуться, хоть и верилось пока с трудом.

— Что же я такого сделала, что напрочь вычеркнуть решил, не просто из жизни, из мыслей даже?

Я про лорда спросила, не став упоминать богиню, которая и вовсе требовала убить, но Нега только плечами пожала.

— Отдохни, — сказала она, — я с сестренкой твоей посижу.

— Боюсь, — почти неслышно шепнула ей, — боюсь уснуть, а проснувшись, не услышать, что сердце…

Я не договорила, она и сама поняла.

— Бессмысленно все, но я от мысли не могу отделаться, будто должна хоть что-то сделать. Акила говорил, сила Яра Снежку сразу убьет, как и моя, потому опасаюсь к ней даже притронуться.

— Некому ее пробудить, вон и князьям не под силу оказалось, — опустила голову Нега.

Севрен намедни собрал в нашем доме двенадцать магов, привел ночью, пока все спали, призвал силу объединить. Я стояла в углу комнаты, крепко держа на поводке огненную рысь, не позволяя той сорваться и среагировать на снежную магию, и смотрела, как пытались они совладать с «даром» богини. Не вышло.

— Стужа сильна была, невозможно поспорить, — вздохнула Нега. — Мне муж объяснял, говорил, что в отличие от вас, чародеев, кому Яр право дает выбирать, богиня всегда привязывала силой к себе. Наделяла мощью невиданной, но и свободы лишала. Потому и плата за помощь всегда бралась. Силой ли, теплом ли расплачивались просившие, но неизменно это было. Запечатывала дар таким образом, чтобы стал подобен круглому озеру. А чародеи силу извне берут, от огня, солнца, света, не закрыта она от них, от благоволения Яра не зависит. У кого сильнее от природы, у кого слабее. Разве только додумается бог выделить особо, ну как тебя.

— В наших краях всегда иное божество почитали, — я крепко сцепила руки вокруг коленей, — только предупреждали, что не стоит его звать. И ведь не напрасно предупреждали, даром что предания мудрость поколений хранят. Ради себя я бы никогда не позвала его боле, а вот ради Снежки…

За дверью громко охнули, потом вдруг стукнуло, словно лбом от души приложились, отчего она распахнулась. Мы с Негой уставились на потирающего шишку крепкого мужика. Оказывается, вовсе не мачеха следила, а братец мой, что летами чуток помладше был.

— Совсем умом тронулась? — поняв, что попался, тут же рявкнул брат.

Этого еще о бревна не прикладывала, но он и ждать не стал. Развернулся и был таков, голося на ходу:

— Веска беду накликать хочет, в наш дом Сердце Стужи зазвать.

А дальше не разобрать слов.

— Что это он? — подскочила Белонега. — Что надумал?

— Меня прогнать из деревни. — Я медленно поднялась, пристально глядя на дверь.

— Как же быть? — схватилась за мое плечо Нега. — Акила твой ушел с князьями, как назло, только к вечеру обещались вернуться.

— Я и сама справлюсь, — вздохнула, понимая, что после такой демонстрации силы меня в деревне точно не потерпят, потому как насмерть перепугаются. Не зря же князья молча в гости захаживали, кто они, не признавались. Народ здесь простой, сложностей, особенно тех, что опасность несли, не терпел. Кому, как не мне, знать.

— Справишься, но коли навредишь ненароком? — Бледная Нега развернула лицом к себе. — Разозлишься, словно тогда на поле, сама ведь рассказывала.

Я помнила, а на улице уже загомонили. Мне слышалось тяжелое топанье ног, шаги по дому, а после дверь снова отворилась без стука. Впереди прихрамывал отец, позади головы соседских мужиков, тех, что покрепче, виднелись. Они Аларда перед собой и втолкнули.

— Весса, — он откашлялся, замолчал, а прятавшаяся за плечом мачеха тут же дернула за рукав, — мы тебя приютили, когда нужда была. А теперь и ты нам добром отплати. Много стало здесь пришлых, не знаем мы их, они нас, как бы ты беду не накликала на всю деревню.

— Что со Снежкой случилось, тоже молчишь, — тут же поддержала мачеха.

— Еще Сердце Стужи призвать собралась, — поддакнул братец, которого не видно было из-за широких плеч. Он поддакнул, а остальные загомонили.

— Весса, — заискивающе начал вставший по другую сторону деревенский староста, — просим уважить нас. Мы не гоним, конечно, ведь помним добро, и как по зиме всю деревню от напасти избавила, духа ледяного изничтожила, но ведь и мы всей деревней тебя растили, не прогнали брошенное матерью дитя прочь.

А сам искоса на отца глянул и кашлянул в густую бороду. Отец же будто побледнел немного, но промолчал.

— И правда, не стоит напоминать, как всей деревней растили. — Я усмехнулась и, видимо, недобро совсем, поскольку лица стоявших в дверях разом посмурнели. Да ушла бы вновь, и с огромным удовольствием, кабы не Снежка. Ее бросить ни за какие посулы не могла.

— Помочь собраться-то, пока светло? — вмешалась мачеха, по-прежнему глядя из-за плеча мужа. — Пойти есть куда, вон отец твой новый не из простых, сам говорил.

Еще и хмыкнула при этом, и губы скривила презрительно. Акила мачехе на душу не лег, потому как отцу от чародея неслабо досталось.

— Я уйду, но Снежку с собой заберу, — отвернулась от них и склонилась над кроватью, пробормотав уже под нос: — Может, найдем способ.

— Дочку не отдам!

Мачеха позабыла и про плечо отца, и про остальных, защищавших ее от немилой падчерицы. Ринулась к кровати, оттолкнула меня и загородила сестренку собой.

— Куда ты ее утащить собралась, боги лишь ведают. И что с ней сотворить успела, так и не открыла никому.

Я сотворила? Слова мачехи больно ударили, а все потому, что было в них здравое зерно. Моими руками Стужа свое проклятие сотворила, но избавить от него чародейских сил не хватало.

— Сон на ней наколдованный! — сорвалась я, хотя Белонега схватила за плечо, пытаясь успокоить. — И никому не под силу снять! Его сама богиня наслала. А тебе что важнее, меня со двора прогнать, боясь того, как Сердце Стужи призову, или дочку спасти?

Теперь мачеха побледнела, руки прижала к груди и на кровать села.

Я в себя пришла, замолчала, оглянулась на отца. У него тоже на лице, что на белом холсте, только красками рисовать. А вот остальных не проняло. Только еще большую угрозу ощутили.