Belochka LG - Брент [СИ]

— Не сжимайся, малыш, — мягкий поцелуй. — Обещаю, я буду терпелив.

«Я знаю…»

Всепоглощающая нежность сильнее искушения, а награда за неё — бездонный океан наслаждения. Бережные толчки сменились глубокими, и Мик уже не стонал — выл непрерывно, зацелованный, заласканный до сумасшествия. Обессилено раскинув ноги, перестал умолять о пощаде, бросаясь в очередной оргазм, словно с обрыва прыгал доверчиво, улетая в бездну удовольствия, зная, что альфа подхватит, не даст разбиться.

Тугой спиралью закручивается безвременье, утрачивают значение слова «было» и «будет», оставляя только восхитительное «сейчас».

— Сейчас!

И тело подчиняется, содрогаясь и сжимая пульсирующую плоть, что взрывается следом, изливаясь внутрь, заполняет до краёв, выпуская на волю ураган удовольствия.

— Ещё!

И душу распирает счастливым восторгом. Не желая разъединяться, вжимаясь и растворяясь друг в друге, они пережидали сладкую истому, выпивая и выласкивая её губами, не в силах смириться даже с минутной потерей упоительного чувства единения.

«Что ты делаешь со мной, малыш?»

Солёные капельки на губах заставили отстраниться, прервать бесконечность поцелуев, которыми Брент покрывал каждый миллиметр очаровательного личика.

— Маленький, больно?

Они ещё находились в очередной сцепке, и, нависая над омежкой, альфа боялся придавить, поранить хрупкое тельце, что вопреки физиологии изо всех сил боролось со сном.

— Нет, — замотал головой Мик, — не больно… нет!

Он охватил сильную шею Брента, утыкаясь носом в ключицу, прижимаясь как можно теснее.

— Ты плачешь, котёнок… — бесконечная нежность… — Сейчас тебе нужно поспать.

— Нет! — и снова тихий всхлип.

— Почему? — умиротворённая улыбка осветила безупречные черты.

— Потому что уже утро.

— Эм-м… ну и что?

— А я люблю вас.

«В моей голове только что роились и более сумасбродные мысли».

— Я люблю вас, сэр!

Это неожиданное «сэр» словно вытолкнуло из дурмана, возвращая с небес на землю, заставило вспомнить, что даже не знает имени омежки, что подарил ему эту восхитительную ночь в крошечной комнатушке роскошного борделя.

Проклятье! В сознании вспыхнуло отчаяние, изморозью расползлось по телу, сковывая ледяными обручами недоверия, отчуждения, брезгливости… И узел невольно ослаб, выводя из сцепки, освобождая любовников, что ещё минуту назад так боялись потерять упоительное тепло друг друга.

Часть 3.

Слёзы текли непроизвольно. Просто катились по щекам и сбегали по шее, забираясь под чуть смятый воротничок форменной рубашки. Мик не останавливал, не вытирал их — работы накопилось слишком много, и руки были постоянно заняты. Он получил первый нагоняй за время пребывания в этом странном доме, потому что исчез в самое неподходящее время, и клиенты жаловались на неподобающее обслуживание: отсутствие свежих полотенец и чистых бокалов, кучу скопившихся за ночь грязных тарелок в холле и разбросанных повсюду презервативов. Его предупредили, что при повторении подобного безобразия непременно выгонят, и он снова останется без крыши над головой.

Хоть сострадательная прачка и утешала маленького омежку, гладя по взъерошенной макушке и утверждая, что найти другую прислугу, согласную работать практически за еду и жильё, хозяин не скоро найдёт, да и не станет искать, Мику было стыдно. И несмотря на бессонную ночь он мотался целый день, как заведённый, готовя для каждой спальни по двойному комплекту белья, перемывая гору посуды, старательно вычищая следы вчерашней вечеринки в холле.

Глотая горькие слёзы, всё пытался понять, чем рассердил своего альфу, и почему тот ушёл угрюмый, не оборачиваясь и не произнеся ни слова на прощанье. Мик не пытался его удержать, пристыженно съёжившись в комочек и закутавшись в простыню. Молча наблюдал, как одевается и уходит любимый, сдержанно кивнув напоследок. Он признался альфе в любви, а в следующий момент воздух в комнате, наполненный упоительными ароматами их нежности, словно вымерз до последнего дыхания. Когда закрылась дверь, показалось, что и сердце покинуло Мика, предпочтя другого хозяина, ушло следом, перестало стучать, оставив в груди холодную, мучительную бездну.

Работа отвлекала, отгоняя усталость, но Мик не мог запретить себе думать, словно драгоценные бусины перебирать подробности чудесной ночи, проведённой вместе с любимым. Будто наяву слышал хриплый ласковый шёпот, видел горящие янтарной страстью глаза, чувствовал тёплые губы и глубокие скользящие движения, что уносили в океан нежного безумия, в котором они купали друг друга, не желая выныривать.

Наступивший вечер принёс запах парфюмов привлекающих к себе внимание омег и звуки негромкой музыки, доносящейся из холла. Пожилая прачка, собираясь домой, занесла Мику в комнату поднос с кашей и тёплым молоком, похвалив за хорошую работу и пожурив, что он совсем не заботится о себе. Омежке не хотелось есть, но мысль о ребёнке заставила добросовестно поужинать, а затем отнести посуду в кухню. От внезапно накатившей усталости он опустился на стул, разрешив себе отдохнуть всего несколько минут, но случайно уснул прямо на разделочном столе, умостив голову на сплетённые перед собой руки.

Брент метался по квартире, словно раненный зверь, в бессильной ярости швыряя и разбрасывая всё, что попадалось на глаза, превращая наведённый прислугой порядок в невероятный бардак, подобный хаосу, что царил в голове безумного альфы.

Осколки бесценной антикварной вазы, что встретилась с парчовой обшивкой стен, печально валялись на полу, растоптанные тяжёлыми сапогами. Примерно так же чувствовало себя и сердце альфы: безжалостно разбитым, раздавленным и уничтоженным хрупким сосудом. И кто тому виной?

Кайл, бывший жених Брента, как выяснилось, не только изменял ему, но и опаивал какой-то любовной дрянью, от которой потерявший обоняние альфа считал хитрого мальчишку чуть ли не своим истинным, а потом отходил ещё несколько дней. После той истории Брент поклялся не связывать себя отношениями. Но рыжий омежка с доверчивыми бирюзовыми глазами заполз в душу коварной змеёй, оплёл кольцами безудержной страсти и отравил ядовитой нежностью, что не отпускала ни на минуту, даже сейчас, вдали, вынуждая сознание плыть лишь в одном направлении.

Бренту до отчаянного крика, до боли не хватило единственной ночи, проведённой в борделе. Желание обладать маленьким омежкой обратилось одержимостью, утолить которую и вечности будет мало — рядом с ним альфа становился поистине ненасытным. Никогда и ни с кем он не занимался любовью с таким неистовством!

Любовью?

Именно так. Ты влюбился, Брент. По уши влюбился в бордельную шлюху. Которую прямо сейчас, пока ты громишь собственный дом, быть может, трахает кто-то другой, используя растянутую тобой тесную дырочку…