Ирина Котова - Связанные судьбы [litres]

– Обрастаешь животными? – спросил он весело. Щенок изворачивался, покусывал его за пальцы. – Конь есть, собака есть. Слона, что ли, тебе подарить?

– Это от Кембритча, – произнесла я тихо и тревожно взглянула на блакорийца. Тот поднял брови:

– Судя по тому, как ты поменялась в лице, я сейчас услышу очередную ужасную историю. Да?

– Да, – сказала я несчастным голосом. Сразу захотелось плакать. И стало страшно.

– Нет-нет, – проговорил он с комичным ужасом, – таким же взглядом на меня смотрела моя бывшая жена, когда сообщила, что бросает меня.

Я молчала, судорожно соображая, как же начать разговор, и на миг в его карих глазах мелькнуло что-то непонятное, как у больного зверя, но тут же скрылось. Он тряхнул головой, улыбнулся широко.

– А как же мой медведь? Посмотри, как он грустит! Нас бросают, Миша!

Он обнял мишку, с трагичным выражением на лице погладил его по бочкообразной груди, а я то ли всхлипнула, то ли засмеялась. Омерзительное ощущение, когда твой друг куда чище и честнее тебя.

– Так, – сказал маг и провел рукой по волосам, – раз предстоит что-то душераздирающее, давай пристроим медведя куда-нибудь, пока он не довел до инфаркта твою горничную. И напьемся под это дело. Есть чудное местечко в Рибенштадте…

Я переоделась, надела полумаску. За это время чудовищный медведь занял свое место в углу, рядом с будуаром, и в гостиной сразу стало просторнее. Бобби решил, что между лап у него теперь новое спальное место, устроился там, покрутившись, и уснул, прижавшись к плюшевому животу.

– Наверное, он думает, что это его мама, – тихо сказал Мартин, погладил песика по лбу и улыбнулся печально. – Скучает, наверное. Совсем мелкий еще. Ну что, – он встал, – готова к излияниям, неверная?!

– Не готова, – буркнула я. Вот лучше бы он рассердился или обиделся. Тогда бы я не чувствовала себя настолько паршиво. Хотя… разве это про Марта?

– Ничего, – доверительно сообщил мне блакориец, открывая Зеркало, – после третьего бокала вина наступит и готовность. Пошли, девочка моя. И хватит хмуриться, тут пострадавшая сторона вообще-то я, а чувствую себя так, будто что-то натворил.

Ресторанчик напоминал пустое дерево, облепленное изнутри гнездами. И назывался соответствующе – «Воронье гнездо». Здание высотой в три-четыре этажа, толстые стены, выложенные разноцветным тусклым кирпичом, жестяная поблескивающая крыша с острым конусом, плавающие на разных уровнях светильники. Посередине – круглый холл, в котором то и дело открывались Зеркала: здесь, как сказал Март, было место, где маги предавались пьянству и чревоугодию. Внизу – никаких столиков, только кухня, удобства и гардероб. А наверху, по стенам, – круглые балконы на разной высоте, к каждому из которых вел либо маленький лифт, если столик располагался высоко, либо узкая винтовая лестница, если низко. Были и огромные балконы для больших компаний, и маленькие со столиками на двоих, все огороженные черными тонкими перилами – чтобы не дай боги гость не пополнил собой ассортимент отбивных.

Наверху шумно гуляла какая-то компания, но в общем местечко было очень комфортным и необычным. И хорошим, свободным. Ненавязчиво и бодро играла народная музыка – скрипка, дудка, гитара, и светильники периодически пускались в пляс в ритме мелодии, буквально на несколько секунд, замирая после этого в новых конфигурациях.

– Эх, – произнес Март мечтательно, после того как галантно отодвинул для меня стул, – сколько раз мы здесь пили и безобразничали… И не перечесть.

– А сейчас почему нет? – полюбопытствовала я, ожидая, пока неожиданно благообразный официант раскатает передо мной свиток-меню.

– Да… Алекс ушел в ректоры, Макс – в лес, Вики в Эмираты уезжала, а Михей погиб… – Блакориец дернул плечами, и я не стала спрашивать, как это случилось. – Нет ничего постоянного в мире, Марина. Мы все еще самые близкие люди, но у каждого столько обязательств и дел, что встречаться получается очень редко. Это только в последние два месяца обстоятельства так складываются. Вроде и нужно всего лишь только открыть Зеркало, но то у тебя дела, то у Алекса, то у Макса… Этот вообще деревья знает лучше, чем людей.

– А Виктория? – спросила я.

– Она предпочитает встречаться, когда есть кто-то еще, – усмехнулся Мартин. – Я ее достал, увы. Но, – сказал он строго, – вообще у нас вечер твоих исповедей. Я внимательно вас слушаю, ваше высочество. Что случилось? Ты решила сбежать в Инляндию?

Как рассказать всё это человеку, которого страшно боишься потерять? Который для тебя стал ближе родных? Который думает, как ты, смеется над теми же вещами, что и ты, и вы с ним всегда на одной волне? Как близнецы или как сто лет знающие друг друга люди. Мне даже с Катькой никогда не было так хорошо, как с ним.

«Прямо, Марина. Ты же видишь и знаешь, что он воспримет это со своей вечной шутливостью. Будто ему никогда не бывает больно».

– После церемонии, – я вздохнула, решаясь, – он зашел ко мне извиниться. И мы… немного увлеклись.

Фон Съедентент посмотрел на меня с иронией. «Немного – мягко сказано», – скептически вторил взгляду мага внутренний голос. А я продолжала, и хорошо, что на мне была полумаска. Про то, как нас застала сестра. Про ее слова. Про дневной звонок и нахлынувшее снова опустошение.

– Вы готовы сделать заказ? – почтительно осведомился официант, разливая по бокалам красное вино и обеспечивая меня необходимой передышкой. Великие боги, кажется, самой себе вырезать аппендицит куда проще, чем сказать одному мужчине, что предпочла ему другого. Даже если с первым у вас любовь так и не случилась.

Официант ушел; я молчала, наблюдая за пляшущими светильниками. Пьяные маги наверху начали орать песни, а Мартин невозмутимо поднес к губам свой бокал, выпил, налил еще один.

– Прекрасный букет, – сказал он светским тоном. – Старина Вебер всегда держал отличный погреб.

– Мартин, – нервно процедила я, – я тебя сейчас ударю!

– Марина, – произнес он, посмеиваясь, и не было в этом ни показушности, ни игры, – ты так переживаешь, что я просто не могу не поддержать накала этой драмы.

– Я не хочу тебя терять, – призналась я грустно и попробовала-таки вино. Чудесное, с отчетливым яблочным запахом и чуть терпковатым вкусом, напоминающим о позднем лете, когда ветви яблонь покрыты крупными желтыми солнечными плодами и аромат в саду стоит такой теплый, сочный, что не можешь не улыбаться.

– От меня так просто не отделаться, – сообщил мне блакориец доверительно, – я – это навсегда, девочка моя. И это «навсегда», поверь мне, не зависит, проведем мы его в одной постели или нет.

Вино кружило голову, а напротив сидел самый чудесный мужчина на свете.

– Я могла бы тебя полюбить, – сказала я тяжело. – Я даже люблю тебя, Март… но не так, как надо.