Мария Архангельская - Прививка от любви [СИ]

— Андри, — проникновенно сказал Матеуш Стасяк. — Имей совесть.

— Совесть? — Андри Конли, небрежно облокотившийся на барную стойку, насмешливо приподнял бровь. — Хочешь сказать, будто знаешь, что это такое?

Я тоже невольно улыбнулась, прикусив коктейльную соломинку. Сочетание в одной фразе Стасяка и совести — и впрямь почти оксюморон. Сказала бы «совсем», но это всё же будет несправедливо по отношению к Стасяку. Держать слово Матеуш, надо отдать ему должное, всё-таки умеет.

— Ты уже проиграл мне целое состояние. И, не выплатив старых долгов, продолжаешь делать новые. Сколько ты вчера продул на последнем бое?

— Это не считается, — отмахнулся Конли. — Ты опаиваешь своих гладиаторов. Я не плачу за грязную игру.

— Кто опаивает гладиаторов? Я?! Да никогда в жизни! — Стасяк столь убедительно изобразил оскорблённую невинность, что не знай я точно, что он говорит правду, тоже никогда бы ему не поверила. — Я дорожу своей репутацией. И здоровьем моих гладиаторов.

— Ха-ха, смешная шутка. Только вчера одному из них сломали шею.

Он всё равно бы долго не протянул, — отмахнулся Матеуш. — Но Крис всегда в отличной форме, иначе я его на арену просто не выпускаю.

Я невольно оглянулась на то, что Стасяк называл ареной. Вообще-то не самое подходящее определение — арена должна быть круглой, а засыпанное песком и накрытое клеткой из толстых металлических прутьев углубление в полу было четырёхугольным. Но тем не менее название прижилось, да и в какая разница, точно соответствует слово или не совсем, если оно верно отражает суть?

В этот час клуб «Игривая кобылка» был тих и пуст. Зал был погружён в темноту, сквозь которую едва проступали зрительские ряды. Освещалась только стойка бара, за которой стоял Стасяк. Я сидела рядом на высоком табурете и потягивала коктейль, пытаясь растянуть последние капли до конца разговора. Можно не сомневаться, стоимость напитка Матеуш педантично удержит из моего гонорара. А попробуй обвинить его в мелочной скупости — и он лишь непонимающе посмотрит, недоумевая, что можно найти в этом предосудительного.

— Да ладно тебе, Мат, — говорил тем временем Конли. — Ты должен быть мне благодарен уже за то, что я заглядываю в твою дыру и делаю тебе рекламу.

— Андри. Ты ведь понимаешь, что здесь — не благотворительное общество. Если я начну прощать долги, то «Кобылка» в два счёта прогорит, и я пойду по миру.

— Ты ещё слезу пусти, — фыркнул Конли. — Да твоя «Кобылка» собирает больше денег, чем все остальные притоны Окраины вместе взятые. Ты даже за стакан воды дерёшь, словно это натуральное вино, а у твоих девиц, — он кивнул на меня, — между ног, должно быть, чистое золото. Иначе их цены не объяснить.

— И всё же, Андри, — Стасяк наклонил круглую лысую голову к плечу, — долги следует платить.

— Или что? На порог мне не пустишь?

— Или ты оставишь эту неприятную обязанность своим наследникам.

— Ого, — Конли сощурился. — Кажется, мне тут угрожают?

Пара громил, до тех пор стоявших на границе светового круга, мгновенно придвинулись ближе. На благодушном лице Матеуша не дрогнул ни единый мускул. Только руки продолжали суетливо протирать и без того безупречно чистые стаканы — бармены «Кобылки» своё дело знали. Но лишь человек, совсем не знающий Матеуша Стасяка, принял бы это за признак нервозности. Его руки всегда пребывали в безостановочном движении, и когда они ничем не были заняты, хозяин размахивал ими, потирал или всплёскивал, как чувствительная дамочка — но только не оставлял лежать спокойно.

— А-андри, — укоризненно протянул он. — Что за детский сад? Ты же взрослый, солидный человек. Откуда это сопливое упрямство?

— Значит, так, — Конли больше не улыбался. — Слушай сюда, ты, мешок сала. Я сам решаю, кому и сколько я должен. Уяснил? И только попробуй что-нибудь выкинуть — клянусь, от твоей жалкой норы останется груда углей. И чтобы сегодня вечером мой любимый столик был готов как обычно, и если хоть одна собака у тебя заартачится, когда я захочу сделать ставку — пеняй на себя. Я внятно выражаюсь?

Так, значит, сегодня у меня всё-таки будет работа. Я отвернулась от стойки, закинула ногу на ногу, позволив и без того короткому подолу задраться ещё выше, достала из сумочки помаду и зеркальце и принялась красить губы.

— Ты груб, Андри, — грустно покачал головой Стасяк. — Разве можно так со старыми друзьями?

— А вот сегодня и посмотрим, насколько ты мне друг. И начни, пожалуй, прямо сейчас. У тебя тут ранняя пташка ещё до открытия припорхала? Одолжи.

— Она не из моих, — равнодушно ответил Стасяк. — Сам с ней договаривайся.

— Тем лучше. Эй, ты! Иди-ка сюда.

Хватит, решила я, придирчиво рассматривая в зеркале получившийся результат. Помада особенная, её надо беречь.

— Эй, детка! Я к тебе обращаюсь.

Я подняла голову. И хоть именно такого эффекта я и добивалась, меня всё равно передёрнуло от похотливого взгляда, что прополз по моим ногам.

— Да пошёл ты, — глядя ему в глаза, чётко произнесла я.

— Что-о?! — на мгновение Конли опешил, его глаза выпучились, а челюсть отвисла. Довольно красивое, не могу не признать, лицо мгновенно стало тупым до омерзения. — Ты, шалава…

— Правая рука тебе шалава, — огрызнулась я, спрыгнула с табурета, увернулась от протянутой лапы одного из телохранителей и бегом бросилась к выходу.

Как я и думала, меня догнали ещё до того, как я выбралась на улицу. Великолепный Андри Конли не привык к отказам, тем более в такой форме. Слишком его боялись. А он наверняка, как и свойственно самовлюблённым самцам, относил это за счёт своего несравненного обаяния. Жёсткие лапищи схватили меня за оба локтя и безо всякой нежности прижали к стене. Конли подходил неторопливо, поигрывая пижонской тросточкой, в которой, я знала, прятался шоковый излучатель. Мощный — с короткой дистанции таким в два счёта убить можно.

Видно было, что Конли удивился, когда, остановившись прямо передо мной, увидел, что на моём лице играет нежная улыбка. Удиви, выведи из равновесия, и объект твой — учил меня Наставник. В миг растерянности теряют хватку даже самые осторожные и опытные.

— Как впечатления, милый? — проворковала я. — Славно пробежались?

Он смерил меня взглядом, не зная, как реагировать.

— Уж больно ты бойкая…

— Всё для тебя, милый. Просто так скучно, не правда ли?

— Ну… — Конли усмехнулся. — Тебе придётся поработать, чтобы искупить.

— Так дай мне шанс! — жарко выдохнула я, подавшись вперёд, насколько позволяли державшие меня телохранители. Ещё и глаза распахнула, как восторженная девочка.

Он секунду поколебался, потом едва заметно кивнул своим бугаям, и державшие меня руки разжались. Я тут же прильнула к нему, обхватив его шею руками, прижалась ртом к его рту…