Дж. Андрижески - Тень

Я даже себе не хотела в этом признаваться.

Мысль о том, чтобы поговорить с ним об этом, особенно если он впервые услышит это от меня, вызывала у меня физическую тошноту. Я понимала, что это трусость. Я понимала, что в данный момент, скорее всего, уже не будет разницы, но я всё равно не хотела говорить ему сама.

Он прав. Глупо было с моей стороны думать, что я могу доверять Вой Пай.

В то время я говорила себе, что мне и не нужно ей доверять.

Я доверяла Балидору, а он и Вой Пай, похоже, пришли к своему собственному взаимопониманию. Он сказал мне, что она будет уважать их соглашение, и я ему поверила.

Но насколько я знала, Балидор мог быть согласен с ней в этом. Он определённо считал мой подход к Повстанцам и их куче оружия и самолётов в горах, слишком мягким, и это ещё преуменьшение. Он тоже обвинял меня в наивности и излишней сентиментальности к кучке террористов, которые казались «милыми», когда не убивали людей во имя своих богов и предков.

Больше всего меня раздражало, что они оба по-своему правы.

Я подавила боль, которая пыталась нахлынуть на меня, и покачала головой, глядя в потолок.

— Ты прав, — только и сказала я.

— По поводу чего?

— По поводу всего, — ответила я.

— В смысле?

— Это было глупо, — сказала я, прикусив губу. — Я была дурой. Понимание этого нам обоим не поможет. Но я не хочу, чтобы ты думал, будто я тебя не слышу. Я тебя слышу.

Я ощутила очередной завиток его света, лёгкий шёпот смятения, которое хотело превратиться в злость, но преуспело лишь наполовину.

— Если это тебя утешит, — добавила я, — то практически все с тобой согласны. И не только видящие с твоей стороны. Семёрка тоже… и Адипан. Они все думают, что я выжила из своего блядского ума.

Когда это ощущение вокруг него начало усиливаться, я перевернулась набок и посмотрела ему прямо в лицо.

В этот раз он немедленно посмотрел мне в глаза.

Я помедлила, наблюдая, как он смотрит на меня. Наблюдая за пробегавшими огоньками в основании дальней стены, которые отражались в его прозрачных радужках. Я не позволяла себе читать что-либо в выражении его лица. Я сохраняла свой голос бесцветным, лишённым выражения.

— Знаешь, наверное, теперь уже необязательно, чтобы это делала я, Ревик, — сказала я. — Когда мы уже зашли так далеко. Если ты хочешь, чтобы это делал Вэш… или Тарси… думаю, теперь связь достаточно сильна. Это необязательно должна быть я.

Воцарилось очередное молчание.

В это время он лишь смотрел на меня.

Я видела, как меняется выражение его лица, когда мои слова отложились в его сознании, когда удивление просочилось глубже в его свет. Затем он вновь посмотрел на меня, сосредоточившись на изучении моего лица.

— Нет, — ответил он, поразив меня. — Нет, я хочу, чтобы это была ты, Элли.

— Почему?

— Разве это важно?

— Да.

Улёгшись обратно лицом на органический пол, он закрыл глаза.

— Просто я хочу, чтобы это была ты.

Я подавила собственное смятение от его ответа, не позволяя себе вчитываться в его слова, пока я изучала его лицо. Я почти решила, что он решил поспать, но тут он вновь заговорил, всё ещё держа глаза закрытыми.

— Не беспокойся, любимая, — сказал он тише. — Это не подарок, — прочистив горло, он поудобнее устроил плечо на полу. — Если ты не ненавидишь меня сейчас… то возненавидишь к тому времени, когда мы это закончим.

Я прикусила губу, посмотрев на него, но он не открыл глаза.

— Ты в этом так уверен? — спросила я, борясь с собственным голосом.

— Я уверен.

Я кивнула, ощущая, как моя злость превращается в нечто тяжёлое — чувство, которое на мгновение превратилось в настоящую депрессию.

— Тогда ты тоже дурак, Ревик, — ответила я.

Прежде чем он успел ответить, я перекатилась на спину и прерывисто выдохнула, заново устраиваясь на тонком одеяле. Натянув его на себя, я закрыла глаза.

Он не поднял взгляд и не заговорил со мной перед тем, как мы оба соскользнули в очередной неспокойный сон и дрёму. Однако перед тем как отключиться, я ощутила, как из его света выплёскивается очередной завиток смятения, шёпотом пробежавшийся по моему свету прежде, чем Ревик отдёрнул его обратно.

Касс стояла под безлистным вишнёвым деревом, которое росло частично внутри пагоды, выкрашенной красной краской. Их с Багуэном оставили ждать здесь больше часа назад.

Тёмные ветки дерева тянули свои суставчатые руки к серому, низко нависавшему небу. Этот контраст почему-то заставлял небо выглядеть ещё более блеклым.

Зима полностью трансформировала тот Город, который помнила Касс.

Она бы вообще могла не узнать, где находится, если бы не высокие стены да несколько зданий, которые выделялись среди безлистных деревьев. Сами деревья, которые были все в цвету, когда она в последний раз стояла в этом месте, теперь имели лишь ветки-руки да прутики-пальцы. Они росли из участков земли, окружённых пожелтевшей травой, коротко подстриженной, покрытой тёмным мхом, а в некоторых местах и тонким слоем льда.

Большинство теплолюбивых зарослей оказалось укрыто или перенесено в оранжереи, которые занимали большую часть пространства прямо за стенами Тяньаньмэнь и Воротами Меридиана. Движение вокруг их освещённых дверей и стен говорило Касс, что внутри самих оранжерей бурлила работа, даже в такое время ночи.

Все пруды и колодцы были закрыты.

Птичьи клетки занесли в помещения, у многих деревьев обернули основания, чтобы сохранить их в тепле и уберечь от сильного снега и льда. Домашний скот тоже перевели в крытые стойла. Касс видела лишь нескольких лошадей, сбившихся вместе под деревьями на одном из пастбищ, их силуэты чернели на фоне светящихся огней квадратных теплиц.

Такое чувство, будто Город погрузился в зимнюю спячку.

Выдохнув облачко пара, она задрожала на ноябрьском морозе, жалея, что не отказалась от замысловатого шёлкового наряда в пользу нормального мехового пальто и одной из тех ушанок в русском стиле.

Касс подышала на ладони, затем сдула чёлку с глаз. Её волосы хоть и оставались всё ещё красными на концах, но за последние месяцы выцвели, и её от природы прямые чёрные волосы отросли настолько, что крашеные кончики занимали лишь небольшую часть.

Она знала, что китайским видящим будет всё равно, как она выглядит. В отличие от многих видящих, китайцы относились к ней с пренебрежением не потому, что она человек, а потому, что она принадлежала к одной из «низших рас» азиатов, смешанных с европейской и африканской кровью.

Она не сама это поняла.

Багуэн сообщил ей это на своей отрывистой смеси прекси и английского с сильным акцентом.

Один из слуг, проводивший их в пагоду, сказал ей, что через два дня должен пойти снег. Посмотрев на пустой двор, Касс задалась вопросом, не пойдёт ли этот снег до того, как лидер Лао Ху согласится удостоить их аудиенции.