Регина Грез - Мой нежный хищник

— Да, конечно, знаю! А мы-то все гадали, почему это самый видный парень в поселке на наших девушек не глядит — он суженую ждет, оказывается.

Новая знакомая звонко рассмеялась, глаза ее заблестели, а Катя с некоторым замешательством поняла, что собеседница ее — просто очаровательное создание: мила в беседе, кажется, не глупа и на редкость красива. И вроде бы совсем не кичится этими достоинствами.

— Так, ты мне, все-таки, скажи — он хороший человек, это ваш Громли? Я за подругу беспокоюсь, она славная, не хочу чтобы дураку в жены досталась!

Девушка на повозке сразу стала серьезной.

— Глен Громли будет ей замечательным мужем, это тебе любой житель Хортама подтвердит. Трудолюбивый, честный, добрый, не боится никого. В кузнице с отцом работал, наверно, сейчас будет его заменять, пока мы… не вернемся.

Катя заметила, как девушка, словно вспомнив о какой-то далекой беде, враз загрустила. В то время как сама Катюша была весьма успокоена насчет будущего замужества Грейты.

— Я ведь даже твое имя не знаю…

— Я — Тали… а мой отец — Арем. Вот он уже идет сюда, улыбается, значит, с хорошими новостями.

К повозке действительно приближался высокий мужчина мощного телосложения, и тоже с густой чуть вьющейся бородкой.

— «Настоящий великан! Сразу видно — средневековый кузнец!» — постановила в душе Катюша, весьма впечатлившись увиденным.

Мужчина слегка поклонился Кате и вполголоса сообщил дочери, что их приютит на ночь одна пожилая бездетная семья на окраине Поста.

— А ты, я смотрю, здесь уже подруг завела?

— Почему бы нет… Можно, я Тали в гости приглашу, до мероприятия еще время есть, чая попьем с пирожками, побеседуем…

О том, что следовало бы и ее отца — кузнеца пригласить Катя как-то не догадалась, немного оробев при виде его колоритной внешности. Но, кажется, мужчина и сам понял ее смущение и тут же ответил:

— Конечно, погуляйте, только одну девочку не оставляй, здесь все нам чужие… Я тебе ее поручаю, смотри у меня… Сам я тогда пока посижу с мужчинами, выпью немного пива, встретимся на празднике у общего стола.

После такого строгого напутствия Катя сразу почувствовала на себе некую ответственность и уже относилась покровительственно к девушке, что явно была моложе. Вместе с Тали они вернулись в дом Барга, чтобы немного отдохнуть и начать готовиться к празднику.

Надо еще сказать, что Тали захватила с собой из повозки небольшой музыкальный инструмент, не то старинная гитара, не то арфа…

— Ты на этом играть умеешь? — изрядно удивилась Катя, сама-то она была скорее в рядах восхищенных слушателей, чем уверенных пользователей.

— Да, меня с детства обучала мама… Она знала много-много прекрасных песен, я выучила их все.

В доме пекаря новую знакомую встретили очень хорошо, от угощения, правда Тали отказалась, но увидев Миру долго не отводила от нее взгляда. Старая Арита даже забеспокоилась.

— И чего уставилась, девчонка, ишь глазищи-то растопырила… Как бы ничего худого не вышло…

— Бабушка, успокойтесь, я вреда не принесу, просто… вижу иногда больше, чем другие. Эта женщина ждет сына, но малыш очень слаб. Я могла бы немного помочь. Я это умею… если позволите. И тогда он будет жить… не как прежние сыновья.

После этих слов Мира залилась слезами, а старая женщина тяжело опустилась на колени, склонив голову чуть ли не до пола. Катя только изумленно глазами хлопала, разглядывая странную гостью:

— Ты умеешь лечить?

— Я немного знаю травы и… разные слова, тоже как песни, особенные… но, они часто помогают. А «видеть» я могу с детства, точнее… — девушка покраснела, — когда начала ронять кровь.

Катя ее поняла, конечно. Тали попросила Миру лечь на постель поудобнее, а сама села рядом, поглаживая ладонями обнаженный живот беременной женщины.

— Мне еще нужен уголек из печки и красная шерстяная нить, и свежее куриное яйцо!

Катя немедленно кинулась выполнять поручения. Арита сидела на скамеечке в углу, вытирая слезы, что-то тихо про себя шептала, наверно, тоже молилась Добрым Богам.

Барг и Грейта сейчас были на главной площади, наверно, не хотели пропустить «официальное открытие» праздничного вечера, да еще собирались приветствовать этого Феодала.

Тали уже около получаса «колдовала» на Мирой, а потом устало выдохнула:

— Теперь все будет хорошо… Он родится в срок и очень легко… Он послушный мальчуган, сам перевернулся, а то бы ножками шел, было бы труднее…

Катя обняла Тали, смахивая слезы с собственных глаз, Арита привстала со скамьи и снова чуть было не упала в ноги смущенной «целительнице».

— Мы так тебе благодарны, доченька… Вот вернется Барг, он тебя наградит…

— Мне ничего не нужно, что вы… Я же просто помочь хотела… я поняла, что смогу.

Мира крепко спала. Бабушка осталась возле нее, поглаживала выбившиеся из-под платка волосы невестки, целовала ее натруженные руки. Катя вместе с новой подругой вышли на небольшую веранду, пристроенную к пекарне, присели на лавку отдохнуть.

— А, может, и вовсе на вечеринку не ходить? — всерьез размышляла Катюша, — наверно, праздник в самом разгаре, а у меня уже нет сил, ни петь ни плясать не хочется. Вечер-то какой дивный, так спокойно, тепло. Вот и солнышко почти село. Останусь-ка я дома… Хочешь, тебя отведу на вечеринку, тебе, наверно, любопытно посмотреть, еще отец беспокоиться начнет, если задержишься?

Тали задумчиво тряхнула косами, положила на колени свой музыкальный инструмент:

— Я тоже не хочу никуда идти… А спеть я могу тебе и здесь. Вот послушай:

— Дивная песня, только немного грустная. Тебе обязательно идти в эту Долину? Я бы с тобой отправилась, честное слово, но… здесь надо тоже помогать.

— Ничего… Я же не одна. Со мной Арем.

— А мама твоя… Что-то очень серьезное, да? Сама ты ее вылечить не можешь?

Девушка опустила золотистую головку, рассеянно провела пальчиками по струнам, рождая тонкий звенящий звук — стон.

— Ему нужна именно я. И Он своего не упустит.

— О ком ты говоришь?

Но, Тали не успела ответить, потому что к веранде подбежала запыхавшаяся Грейта.

— Ну, что же вы тут сидите, вы же все-все пропустите! Такого больше никогда не будет! Барон привез бочку вина… «ну еще бы! У него их, наверно, сотни» и множество других подарков, он старосте цепь золотую одел на шею и был милостив к приезжим.