Регина Грез - Тигр. Рысь

— Возьми меня с собой. Я хотел бы летать с тобой вместе.

Я подошла к нему и прижала его кудрявую голову к своей груди. Наверно, он сейчас слышит, как мечется у меня внутри сердце. Ну и пусть. Именно сейчас оно бьется только для него.

— «Родной мой, золотой, солнышко ты мое, рыженькое!»

Меня охватила несказанная жалость и нежность к нему, эти два чувства переплелись неразрывно и бешено поднимались сейчас по моей крови, словно муксун на нерест.

Рай взял меня на руки и отнес в спальню. Губы его загадочно улыбались.

— Разрешение когда будешь писать?

— Я так… в устной форме тебе все разрешу. Уже можно…

— Ну, уж нет! Скажешь потом, что я тебя, маленькую такую, обижал…

И он засмеялся, как озорной мальчишка, поцеловав меня в нос. Я, конечно, тоже смеялась, обнимала его, помогала стянуть через голову футболку… сначала его, потом свою. А потом мы снова услышали звук выстрела где-то со стороны озера. Рай даже зубами заскрипел.

— Там «скрад» у него соломенный, прямо на «лыве», уток сидит, караулит… Я еще лебедей видел вчера… первый раз в жизни. Аж две пары! Ох, и красивые птицы. Он же и их пристрелит играючи, для него ничего святого нет…

Рай начал быстро одеваться с явным намерением куда-то бежать. Я чувствовала себя брошенной, немедленно забытой. Да, он хоть бы что-то мне сказал… лично мне! И уже когда Рай собирался броситься в темноту за порог, я не выдержала и закричала первое, что в голову пришло:

— Саша, подожди!

Рай медленно повернулся и встал передо мной. Я почти не видела его лицо, только очертания его большого силуэта возле кровати.

— Почему ты так меня назвала?

— Не знаю… само как-то вырвалось. Я все время хочу тебе рассказать историю одного летчика, он был сбит во время воздушного боя, две недели полз к своим по снегу в лесу, ноги отморозил, но, даже на протезах смог водить самолет. Он настоящий герой. Его звали Александр Мересьев.

Рай помолчал пару секунд, а потом тихо, но твердо меня поправил:

— Неверно ты говоришь… Его звали Алексей. И Маресьев, а не Мересьев. Мы все про него знали… Он же легенда! Он и на протезах потом пять самолетов вражеских сбил на своем «Яке». Над Курской дугой это было… Борис летал в его звене… мой товарищ, учились вместе.

А, ты хоть на мгновение представить можешь, что там творилось — на земле и в воздухе, и часто одновременно? Я, конечно, в аду не был, но понятие о нем теперь имею отличное. Страшнее ничего не может быть… когда земля и небо — это сплошной огонь и стоит жуткий вой от падающих самолетов, а внизу грохочет артиллерия… там стоит дым… чад… гарь… и в этом кошмаре живые и мертвые люди… и множество полуживых!

И ни одного нашего парашюта… никто не планировал спастись. Горит самолет — дотяни машину до немецких позиций и сдохни там, разгромив напоследок хотя бы часть их батареи, просто упав на них сверху с оставшимися бомбами… или прямо в воздухе иди на таран… так делали многие…

У меня до сих пор это все стоит перед глазами: над полыхающим полем проносятся штурмовики, повыше летят истребители, потом наши «пешки», ну, то есть пикирующие бомбардировщики «Пе-2», они высоко летали…

Мы столько «бомберов» тогда «посадили» с ребятами… а сколько наших «Илов» они сбили в это железное месиво, прямо на танки — свои и чужие…

Знаешь, я много про все это потом думал… в начале войны Сталин разрешил людям в церкви ходить… а ведь, Бога нет, Ева… Он не мог бы просто так на это смотреть сверху. Если мы его дети, он был обязан вмешаться и прекратить эту бойню… что же Он? Не хотел… или не мог…

А, если Он все-таки есть и Он это не остановил, тогда Бог — это Кровожадное Чудовище, которому время от времени нужно сталкивать нас — «божьих тварей» на поле боя. Может, там — сверху, Он забавляется, двигая наши армии по своей шахматной доске, управляя нами, словно пешками и ферзями. Под пение блаженных ангелочков решая, кому пожить пока, а кому умирать в нечеловеческих муках…медленно и безнадежно.

Может быть, и впрямь, древние предки наши — язычники, знали о Боге гораздо больше, чем мы — их прямые потомки? Они-то как раз понимали Его истинную суть, когда мазали деревянные губы идолов кровью и мясом…

Почему БОГ так любит кровь, Ева? Особенно детскую, невинную кровь… Нам рассказывали, как изможденных русских детей из концлагеря делали донорами для раненых немецких солдат, у детей брали кровь, плазму и кожу для пересадки «обгорельцев».

Почему Он допускает страдания детей на войне, да и не только на войне? Ты можешь сейчас мне ответить, Женщина? Почему мы здесь обязаны страдать по Его воле?

Я попробовала выдохнуть и проглотить комок, что застрял в горле. Я должна была что-то сказать, хотя мне кажется Рай и не ждал ответа. Тогда я начала говорить это просто для себя, в надежде, что это немного его успокоит:

— Ты ведь не один обо всем этом думаешь… Многие люди задают такой вопрос… каждый день, каждое тысячелетие, наверно, еще даже до Иова… один и тот же вопрос — зачем мы здесь и что такое Бог?

Я не знаю, Рай… я правда, не знаю, но… раз уж Я есть и есть ТЫ… надо же как-нибудь жить… надо хоть что-нибудь делать… а есть Бог или нет, мне кажется, это не так уж и важно.

Если Он тебе нужен — верь Ему, только не в Него, а именно Ему — просто верь, что все, что с нами случается имеет какой-то странный сокровенный смысл, и тогда будет легче… даже страдать. Мы мало можем изменить, у меня тоже бывает такое чувство, что мы только марионетки, что мы плывем по неведомым течениям и нас бьет о камни и швыряет в водовороты, иногда выбрасывая на пологий песчаный берег, где мы можем немного погреться и передохнуть перед новым рывком.

Разница только одна — можно зажмуриться от страха и вцепиться в свое бревно, на котором плывешь, проклиная злую судьбу, правительство, собственную страну и соседей по дому. А можно… оседлать это бревно сверху, обнять его руками и просто смотреть по сторонам и вперед, и тогда увидится многое и совсем иначе.

Я близко чувствую все, что ты хочешь сказать, твою боль, твое возмущение… если можешь что-то изменить — так меняй! А если нет — просто плыви вперед и улыбайся, даже если у тебя нет ног или глаза ничего вокруг не видят.

И даже если ты не можешь слышать и говорить, вообще не способен двигаться — ты можешь думать о чем угодно, пока можешь думать… даже можешь мысленно спросить о чем-нибудь у Бога… ну, хотя бы попытаться…

Ведь, хоть кто-нибудь-то НАС ДОЛЖЕН УСЛЫШАТЬ, а вдруг ОН ОТВЕТИТ так, что ты сможешь Его понять? И тебе станет немножечко легче…

Рай молчал, его голова поникла, плечи опустились.

— Мне нужно сейчас идти. Закрой за мной двери и никого не впускай в дом ночью, даже… Эту Женщину. И не жди меня, ложись спать, я вернусь поздно…