Мари Явь - Атомное комбо

— Чёрт с тобой. Проваливай! — Когда многострадальный караульный откозырял и развернулся, восхваляя милосердие Бога, подполковник схватил его за шкирку и дёрнул на себя. Игнорируя надсадный кашель, Хизель пробормотал: — Если увижу на ней следы, мой мальчик, прострелю башку в первую очередь тебе. — Ему удалось лишь с третьего раза попасть пистолетом в кобуру. — Скоро к нам из центра пришлют комиссара. Какого-то недоноска, к которому непонятно почему очень лояльно относится наше правительство. Знать бы, ха-ха, чем он им так угодил. А я… мы должны к его визиту подготовиться. Я ясно выражаюсь?

— Т-так точно!

— Всё нужно сделать в лучшем виде. Господин комиссар должен видеть, что у нас всё под контролем. Что мы не собираемся отступать. Что слухи об окружении — всего лишь бабьи сплетни. Что мы уверены в себе, сильны и… ци-ви-ли-зо-ва-ны. Ну и… нужно создать ему все условия. Лучшая комната, лучшая еда, прислуга посимпатичнее… и, пожалуй, придётся забрать ту цыпочку майора Эмлера. Наверняка, комиссар захочет у нас погостить подольше.

— Разрешите распорядиться?

— Валяй, распоряжайся. — Хизель подошёл ко мне. Его сапоги едва не касались осколков тарелки, на которые он уставился бездумно, словно и не видя. — Ну что, вкусно, правда? Выпади случай, они нами тоже не побрезгуют. Да-да… Лет десять назад, на речной переправе, осенью… тогда погибло много ребят, и мы не похоронили их. Берег крутой. Становясь на край, мы могли видеть их тела в воде. Сначала рыбы выели им глаза, а через несколько недель там остались лишь кости. Обглоданные, белые кости. Рыбы, они как крысы, падальщики. Теперь от одного запаха блевать тянет.

Комендант приложил руку ко рту, словно сдерживая рвотные позывы, но упрямо продолжал смотреть… Эти осколки, идущий от них и от моих ладоней призрачный запах, выводили его из себя.

— Ну-ка встань, — прохрипел Хизель, убирая руку ото рта, сжимая её в кулак.

Через мгновение этот тяжёлый, жесткий кулак врезался в мой живот. Комендант бил без замаха, но сильно, так, что казалось, желудок встретился с позвоночником. Я повисла на чужой руке, а когда подполковник сделал шаг назад, упала на колени. Что больше всего обижало в этой ситуации? Не сам удар и его подлость, а то, что из-за него мне пришлось распрощаться с только что съеденным ужином. Боль — пустяк, она ничего не стоила, тогда как еда была для нас дороже золота. А такая еда… Я понимала, что подобный шанс мне может больше не выпасть никогда в жизни.

— … отучишься бить тарелки, — раздался голос подполковника. — Позволишь себе такое на приёме при госте… Не думай, что пожалею.

Не то чтобы я на что-то надеялась…

Хизель упал в кресло, из-под которого выполз кот-подлиза. Запрыгнув хозяину на колени, он подлез под его руку, одинаково щедро расточающую боль и ласку.

— Убери это безобразие, — отрывисто приказал Хизель, устало закрывая глаза. — Пошевеливайся!

Ладно, спасибо хоть, что не языком.

Ранди начал курить. Это ещё не «Вторая трагедия всей моей жизни», но её преддверие.

Это обнаружилось случайно, я не была к подобному готова, поэтому едва не потеряла сознание от одного лишь его вида с сигаретой в зубах. Он тащился домой, едва переставляя ноги, из последних сил втягивая в себя дым ртом и носом, словно с некоторых пор чистый воздух стал для него ядовит.

Остановившись на крыльце, он сделал последнюю глубокую затяжку и, как будто мог почувствовать мой взгляд, обернулся. Окурок, который уже оставлял ожоги на его губах и пальцах, утонул в луже. Вёдра, которые я тащила от колонки с соседней улицы, выпали у меня из рук. По улице разлетелся дребезг, на который обернулись солдаты, отыскивая взглядом возмутителей спокойствия… и тут же отворачиваясь.

Мокрая по пояс, я стояла там и смотрела на Ранди. Он же задержал дыхание, боясь сделать выдох и, тем самым, расписаться в своём преступлении. Мы играли в гляделки с минуту, пока Ранди не сдался, с наслаждением освобождая лёгкие от дыма.

Сигареты — местная валюта. Сигареты можно было обменять на всё, что угодно, но не всё, что угодно, можно было обменять на сигареты. Их никогда не продавали и не покупали пачками — исключительно поштучно. И вот вопрос: как Ранди до сих пор не помер, если половину своего пайка он отдаёт мне, а вторую половину меняет на эти самые проклятые сигареты?

— Похоже, ты не только носишь на себе врагов, — начала я без должного приветствия. Вот он, стоял передо мной: скорее полумёртвый, чем полуживой, усталый, долгожданный, а всё, что мне хотелось — причинить ему хоть каплю боли. — Ты ещё носишь на себе их запах. Причём это делаешь по своей воле и, видно, с удовольствием! Провонял до костей их гадкими сигаретами!

Ранди опустил глаза, чтобы посмотреть на плавающий в луже окурок.

— Пэм…

— Ты собой доволен? — Вместо крика из горла вылетал сиплый шёпот. Я чувствовала боль от уже затянувшихся сигаретных ожогов на руках. — Что ожидать от тебя завтра? Что ты нацепишь на себя их форму? Хотя тебе же не впервой, да?

— Пэм…

— Видимо, требуя от тебя неукоснительной верности, верности в любой мелочи, я хочу слишком многого!

— А ты просто прикажи.

Я оторопела.

— А? Ты за кого меня принимаешь?

— За кого принимаю? — Ранди неловко ухмыльнулся. — Не думаю, что смогу это объяснить. Не с моим словарным запасом. Ты единственный человек, способный меня понимать. Единственный, кого я понимать способен. Ты научила меня говорить. Дала имя мне и всему, что меня окружает. Первое слово, которое я произнёс, было твоим именем. За кого я тебя принимаю? Не знаю… Если комендант мой хозяин, то кто ты? Я знаю лишь, что прикажи ты мне сдохнуть, и не окажись рядом оружия, верёвки или обрыва, я бы просто разбил себе голову об тротуар. Такой верности тебе недостаточно? И если эти чёртовы сигареты заставили тебя сомневаться во мне… Хватит одного твоего слова.

— Нет. Нет, просто я…

Совершенно растерялась.

Мимо шли люди, поворачивая в нашу сторону головы, одни — с недовольством, другие — с любопытством. Но, всё, что они слышали — надсадный шум, лихорадочную дрожь голоса, одержимые интонации, и никакого смысла. И слава Богу.

— Что мне сделать, Пэм?

Это было за гранью моего понимания: он требовал от ребёнка приказов. Ответов. Указания направления. Того, чего я не знала и не могла знать в силу юного возраста и несмышлености. Я была такой же потерянной, как и он, но Ранди хотя бы был старше и сильнее… Поэтому его слова показались мне результатом переутомления, бредом, даже следствием курения этих проклятых сигарет.

Ранди выглядел сумасшедшим… А для меня не было ничего страшнее, чем потерять его вот таким образом.

— Считаешь меня предателем? Не хочешь больше видеть? Мне умереть? — Он не шутил, к сожалению. — Я не заставлю тебя это делать или на это смотреть. Я всё сделаю сам, просто поверь.