Мари Явь - Атомное комбо

— Разве это важно?

— Да, — повторила я. — Ведь мы должны знать друг о друге всё.

Через пару дней до нас добрались снабженцы, привезя с собой не только боеприпасы, топливо и продовольствие, но ещё и журналистку с фотографом. Эти последние сыграли в нашей с Ранди жизни не последнюю роль, вернее, их статья, которая в итоге оказалась на первой полосе фронтовой газеты.

На деле звездой программы должен был оказаться Гектор Голдфри со своим Пресвятым псом — так было задумано редакцией. Об этом убийственном дуэте ходило немало толков, они были знамениты даже в столице, но в то же время о них никто ничего не знал наверняка.

На этот раз ситуация тоже не прояснилась. Голдфри лишь отмахнулся от журналистки, сославшись на неотложные дела. Возможно, он бы и дал эксклюзивное интервью, попроси его об этом мужчина, какой-нибудь выбывший из строя по причине серьёзной контузии солдат. Но женщина на арене военных действий воспринималась Голдфри как сорняк на цветочной клумбе — раздражающая, неуместная, до хрена о себе мнящая.

— Хотите интересную историю? — спросил комбат. — Идите к Джессу Эсно. Он как раз то, что вам нужно — контроллер и жуткий трепач.

Но Джесс Эсно был не расположен к общению со столь представительной публикой. Его уже третий день ломал абстинентный синдром. Бедняга не мог ни стоять, ни говорить толком, а появись в газете его фотография, солдаты, увидев её, поняли бы, что дела нашей армии совсем плохи.

— Кого могу ещё посоветовать? — переспросил Голдфри, почёсывая затылок. — Ну этих извращенцев… «Загнанных» голубков. — Это о-очень заинтересовало журналистку, и ещё больше — фотографа. — Контроллер и пёс, как вы и хотели.

Отлично! Всё указывало на то, что статья станет сенсацией. Тему любви и самопожертвования вкупе с провокацией одобрила бы редколлегия, да и читатель воспринял бы на «ура». Но Николь не была в настроении ни для болтовни, ни уж тем более для позирования. Разрушенная морально и обезображенная физически, она о своём «псе» даже слышать не хотела.

— Этот ублюдок? — процедила Николь, морщась от боли и ярости. О предательстве Загнанного Рика ей напоминало теперь даже собственное дыхание. — Надеюсь сукин сын сдохнет в следующем же сражении. А если нет… попадись он мне на глаза, я сама его убью!

Таким примером любви никого на подвиги не вдохновишь, поэтому газетчики были вынуждены обратиться к Голдфри в последний, третий раз.

— Чёрт подери, почему вас вечно тянет на всяких уродов? Нельзя что ли о нормальных людях написать? — потерял всякое терпение майор. — Знаю я вашего брата. Даже в сумасшедшем доме вы будете искать самого безумного, в тюрьме — самого безнравственного, а в армии — самого что ни на есть последнего отморозка. Войны, какая она есть, вам уже недостаточно. — Одно это вступление уже намекало на то, что следующие претенденты уникальны и стоят у комбата на особом счету. — Ну поздравляю, вам выпал шанс познакомиться с этим самым последним отморозком. Привести сюда Атомного. И Палмер позови.

Я как раз в этот момент находилась рядом с командным пунктом — палаткой, в которой Голдфри и привечал гостей, пока я вместе с санинструктором руководила разгрузкой медикаментов.

— Рядовой Палмер и Атомный по вашему приказанию прибыли! — выпалила я, откозыряв, как только оказалась во святая святых.

На лицах работников газеты читалось изумление. Они водили взглядами от меня к Ранди и обратно. Атомный? Как грозно и громко звучит! Его назвали как будто специально для заголовка первой статьи!

— Это большая честь! — ответила я, получив приказ, и отнюдь не потому, что считала это честью, а потому что это соответствовало солдатскому «этикету». Даже если бы комбат послал нас разгребать навозные ямы, мы бы ответили так же. — Разрешите выполнять?

— Слушайте… — подал голос фотограф, потирая небритый подбородок. — Вы меня простите, я человек не военный. Но разве в армию берут детей?

— Это то, что нужно! — бросила журналистка, то ли убеждая своего коллегу, то ли успокаивая Голдфри. Но Голдфри не только не успокоился, но даже ещё сильнее рассвирепел.

— Где вы видите детей? Здесь только солдаты!

— Ба, да ведь она к тому же девчонка! — проигнорировал его замечание фотограф.

— Это то, что нужно! — с ещё большей уверенностью заявила журналистка, выталкивая из палатки своего спутника. — Господин майор, спасибо! Вы нам исключительно помогли!

Значительно позже, когда она спросит у меня, почему майор столь настойчиво прятал от них такую «драгоценность», скрывая наше существование до последнего, я отвечу:

— Потому что дети — не пример для подражания, особенно когда вокруг столько настоящих героев — закалённых в боях мужчин. Коллеги засмеют командира, когда выйдет эта ваша газета, ведь получается, из всего его батальона достойной внимания сочли какую-то сопливую девчонку.

Журналистка растолковала это на свой лад:

— Да, это ненормально, скандально. Это будет сенсация! Об этом заговорят даже в столице! Ты не представляешь, скольких девушек может вдохновить твой пример! Это же так важно сейчас! Номер разойдётся махом, точно тебе говорю! Думаю, придётся делать допечатку.

Тут она не ошиблась: номер разошёлся махом и пришлось делать допечатку. Выпуск приобрёл колоссальную популярность не только среди солдат, но и среди гражданских. О нём, как и пророчила журналистка, говорили даже в столице. Возможно, не только в нашей.

В чём причина такого ажиотажа? В нашей беспримерной истории? В том, что на снимке мы получились отменно, потому что сочетались так же, как чёрное и белое, а фотограф умел играть на контрастах? А может всё дело в заголовке, который бросался в глаза не только размером шрифта, но и оригинальностью:

«Атомное комбо».

С тех пор только так нас с Ранди и называли.

Через месяц меня наградили медалью «за поднятие боевого духа», которую майор вручал скрипя зубами. Но он напрасно переживал, носить её я не стала: щеголять перед Джессом этой наградой было бы свинством, ведь «поднятие боевого духа» — это целиком и полностью по его части. Впервые я надела её, лишь когда Эсно покинул нашу дружную команду. Он не погиб, но его ранение не позволило ему дальше продолжать службу.

Война для него закончилась одномоментно, не оставив о себе ни единого воспоминания, кроме шрамов на теле и частых приступов мигрени.

Это стало частым сюжетом моих кошмаров. Прежде чем проснутся в холодном поту, я видела снова и снова, как ударная волна швыряет Джесса, словно тряпичную куклу, срывая с его головы каску. Видела, как Седой открывает рот в крике, но его не слышно из-за чудовищного грохота артиллерии. Секундная заминка — смертельная ошибка: Седой отвлёкся, и вражеский штык пропорол его грудь, а затем вонзился в горло.