Юлия Риа - Проданная чернокнижнику [СИ]

— А вы необычная айра, Эвелин.

Я благодарно улыбнулась и попыталась ускользнуть вбок, но Алрик не позволил. Зеркально повторил мое движение и с галантным поклоном протянул руку.

— Надеюсь, несмотря на все ужасы сплетен, вы не откажетесь разделить со мной танец?

Проклятье! Я не могу танцевать с ним! Где же Самаэль?

Взгляд против воли заскользил по толпе.

— Смелее, Эвелин, — вновь привлек мое внимание Алрик.

Отказать будет грубо. Это может родить непонимание, ненужные вопросы, опасный интерес. Лучше согласиться. Продержаться всего пять минут и под благовидным предлогом скрыться.

Мысли еще только выстраивали цепочку действий, а я уже вложила чуть подрагивающие пальцы в широкую ладонь. Сжалась, заметив торжество во взгляде палача, но сумела не выдать страха.

Мы вернулись к танцующим парам и легко поймали общий ритм. Рука Харта скользнула мне на талию и сжала — не больно, но ощутимо.

— Вы напряжены, — заметил он, продолжая неотрывно смотреть в мои глаза.

— Я плохо танцую.

— И боитесь, что если наступите мне на ногу, в тот же миг лишитесь собственной? — усмехнулся он.

Шутку я не оценила, но постаралась улыбнуться весьма убедительно. Судя по всему, недостаточно — жесткие губы Априка на мгновение сжались, выдавая его недовольство.

— Эвелин, это просто танец. А мы оба просто гости на вечере императорской четы. Не стоит усложнять. Или, — он прищурился, — вам есть что скрывать?

— Всем есть что скрывать, — заметила я, глотая тугой комок страха, подскочивший к горлу. — Хотя бы имена доверенных портных и цирюльников.

Алрик улыбнулся. Причем, как мне показалось, уже менее колюче, чем прежде.

— И в этом вы правы.

Он вел уверенно, я бы даже сказала — решительно. Иногда казалось, что танцующие расступались перед ним, спешно уходя в стороны и освобождая место. Будто весь зал был для него одного, и Алрик Харт пользовался этим в полную меру. Его движения были резче и шире, чем предполагает танец. Но самым невозможным, почти волшебным образом именно танец Харта казался правильным. Настоящим. Это остальные ступают неумело, это их па не попадают в общий ритм. Их, не Харта.

Взгляд карих глаз внимательно следил за мной. Без прежней цепкости, но все с тем же интересом, что зародила в мужчине моя честность.

Главный имперский палач опасен. Он убьет меня, если прознает о даре Одни. Он убьет Самаэля. Я знала это. Знала и боялась Алрика Харта. Но при этом какая-то часть меня тянулась навстречу, будто любопытный щенок. Осторожно принюхивалась, вслушивалась в интонации голоса, ловила мимику на красивом лице.

Почему-то вспомнились слова Тейдена, что, несмотря на знатность и богатство Харта, немногие охотницы за мужьями решаются приблизиться к нему. Теперь я начинаю понимать, почему. От Харта веет силой. Не просто силой — мощью. Как от надвигающегося снежного бурана — такого, в котором теряется все. В котором исчезает мир и стирается грань между небом и землей. Это стихия, попав в которую погибаешь… или выживаешь, но становишься другим. С обожженными снегом щеками, с часто бьющимся сердцем, но при этом с пьянящим ощущением свободы — самой жизни, которая чувствуется как никогда полно.

Мы не разговаривали. Двигались, разрезая толпу, и неотрывно смотрели друг на друга. В этом взгляде не было страсти, пусть со стороны и могло показаться иначе. Скорее, мы оба — и Алрик, и я — пытались разглядеть за внешним лоском суть. Увидеть тайны и страхи друг друга.

Когда музыка остановилась, замерли и мы. Я присела в реверансе, Харт поклонился. Выпрямился, вдохнул, явно собираясь, заговорить, но я его опередила:

— Благодарю за танец, айр. Это было незабываемо.

— О, поверьте, для меня тоже.

— А сейчас прошу простить, я вынуждена вас покинуть.

— Так стремительно? — Харт вопросительно повел бровью.

— Я обещала танец, — ответила с улыбкой. Мысленно возликовала, заметив у столов с закусками Тейдена, и, снова поблагодарив Априка за внимание, поспешила скрыться.

Сердце стучало испуганно быстро. Эхо его ударов расходилось по телу, как круги по воде от брошенного камня, отдавалось мелкой дрожью на кончиках пальцев. Смогла ли я пережить этот буран? Смогла ли не выдать нашей с Самаэлем тайны? Надеюсь.

Я остановилась чуть в стороне от стола с закусками. Несколько раз глубоко вздохнула, успокаиваясь, расправила плечи и неспешно приблизилась к Тейдену.

— Вы выглядите довольным вечером, — заметила мягко. — Видимо, приемы айров все же пугают вас не так сильно, как меня.

Мужчина обернулся и нахмурился.

— С чего бы они должны меня пугать? Милочка, я вырос в этом блеске. Уверяю, меня скорее напугает его отсутствие.

— Но… как же? Вы же говорили…

— Кому и что? — насмешливо фыркнул он. — Думаете, узнали пару сплетен, и теперь можете стоять вот тут, рядом со мной, и нести беспросветную чепуху, как какая-нибудь городская оборванка?

— Что?.. Нет, мы же сегодня разговаривали. В парке. Утром.

Тейден вздохнул. Причем настолько устало, будто каждое сказанное мной слово давило ему на плечи неподъемным грузом. И пояснил:

— Мое утро, милочка, начинается ближе к обеду. Рано просыпаются лишь слуги.

К нам подошел высокий, худой айр в белоснежном костюме. Посмотрел на меня с удивлением, и протянул Тейдену один из двух бокалов с игристым вином.

— Ни на минуту нельзя оставить!

— Что поделать? Красота и богатство всегда влекли женщин. Породниться с родом Ларен честь для любой из приглашенных!

Оба айра одарили меня презрительными взглядами и, не сговариваясь, зашагали прочь. Я же не могла пошевелиться. Только растерянно хлопала глазами, пытаясь понять — что случилось? Почему поведение Тейдена изменилось так резко?

— Прошу прощения, — услышала я мелодичный голос за спиной, — боюсь, это моя вина.

Сердце ухнуло куда-то вниз, стоило мне обернуться. Перед глазами на несколько мгновений потемнело, и я пошатнулась. Меня тут же с готовностью подхватили под локоть. Вырываться я и не подумала — подняла растерянный взгляд и заскользила им по лицу. Знакомому. Забытому. Увиденному заново, благодаря Самаэлю. Лицу моей мамы.

Как? Разве это возможно? Она спаслась? Нашла меня?

В душе юркой стрекозой затрепетала надежда. Я поймала ее, осторожно скрыла меж ладоней в отчаянном желании сберечь, оставить себе — пусть неправильно и эгоистично, но не дать ей исчезнуть. Сладкий самообман, отринуть который оказалось даже не страшно — больно.

На долгих три секунды я позволила себе поверить в ложь. Ощутила щекоткой по коже прикосновение хрупких крыльев и маленьких лап. А после одним стремительным движением, не давая себе усомниться, отпустила ее.