Марина Ли - Пограничье

— Землю... — цветочница хмыкнула, как показалось Гаврику, презрительно. — Для чего тебе?

— Цветы хочу посадить? — почти удивленно спросил парень.

— Ну, понятно, что не морковь. Какие цветы-то, романтик?

— Ромашки, — и покраснел немедленно мучительно, до слез, а потом сразу полез в карман за кошельком. Расплатиться, убраться отсюда, чтобы никогда, никогда больше, до самого конца унылой жизни...

А землю выбросить. В лесу, чтобы никто не видел.

Из города Гавриил уходил дворами: мешок с землей, хоть и был довольно небольшого размера, но все равно жег руки, которые нестерпимо чесались от желания поскорее от него избавиться.

Выскочил за ворота, проигнорировав подозрительное хмыканье стражников. Вполне возможно, хмыкали они вовсе не из-за того, что у Гавриила под мышкой был плоский холщовый мешок, вышитый веселенькими ромашками и прочими лютиками. Возможно, они веселились по какому-то постороннему поводу, никак не связанному с его, Гавриковыми сердечными делами, но парнишка все равно ускорился, нетерпеливо мелькая пятками, добежал до первого поворота ровного тракта и юркнул в придорожные кусты.

Оглянулся по сторонам, размышляя над тем, высыпать ли землю из мешка, или бросить прямо так, а заодно кляня себя за мягкотелость и бестолковость. Зачем вообще он ее покупал? Ну, что такого бы случилось, купи он простой букетик ромашек? Или тех же фиалок со смешными овальными листиками?..

Мешок выкидывать было жалко. Симпатичный, да и в хозяйстве качественная вещь всегда пригодится. Дядя Гамлет частенько говаривал:

— Твоя мать, Гавриил, хоть и родила тебя вопреки желаниям рода, но как ни крути, ты все-таки носишь гордую фамилию Пяткин, а потому хозяйственная хватка у тебя наша, потомственная.

Именно потомственную хозяйственность парень и вспоминал несколькими минутами позже, потому что она, не иначе, заставила его склониться над мелькнувшим в траве березовым грибом. Грибы Гавриил сам не любил, но не пропадать же добру. Можно Соечке отнести, а она уж найдет им применение.

Это его и спасло, когда волк, следивший за парнем из засады, прыгнул, разинув зубастую пасть, и почти мгновенно взвизгнул от разочарования, поняв, что промахнулся. Жертва пискнула, прижала к груди разноцветный мешок и каким-то непостижимым образом, кажется, абсолютно без помощи рук, взлетела почти на самый верх разлапистой ели.

Когда спустя какое-то время Гавриил пришел в себя, он глянул вниз и до чертиков испугался. И нет, не тому, что под елью, голодно сглатывая и время от времени облизывая страшную зубастую пасть, кругами ходил серый хищник, а высоте. Высоты родственник знаменитого Гамлета Лириковича Пяткина боялся даже еще больше, чем мышей. И если о первом никто не знал, то второе было поводом для шуток у всей родни. Ну, правда, где вы видели домового, который боится мышей?

Гавриил раздраженно выдохнул, отгоняя докучные мысли, которым уж совершенно точно можно было найти другое время и место, и покрепче левой рукой прижал к себе цветастый мешок, а правой — себя к шершавому и ароматному еловому стволу. Еще раз глянул вниз на волка, чью шкуру причудливым образом украсила широкая зеленая полоса, прикинул свои шансы на выживание и заорал:

— По-мo-ги-те!!!

Подумал, оценил красоту и простоту плана, который точно должен увенчаться успехом, ибо оживленный тракт совсем близко, исправил длинное слово «помогите» на другое, более короткое и смыслонасыщенное, и снова заорал:

— А-а-а-а-а!!!!

Спустя минут тридцать, когда стало ясно, что волк никак не сможет достать его с макушки ели, Гавриил уже совсем было решился на крайний по смелости и наглости поступок: атаковать матерого хищника еловыми шишками, но, во-первых, у парня было только две руки, и обе они в этот момент были заняты, а во-вторых, в кустах, наконец, послышались множественные мужские голоса и греющий душу лязг железа.

— Здесь волк! — слегка осипшим голосом прокричал домовой Пяткин, а хищник клацнул зубами от досады, пронзил несостоявшуюся жертву холодным голубым взглядом и не стал ждать появления спасателей — скрылся в лесу.

В самом центре лесной поляны лежало изувеченное нечто, что еще вчера было живым и полным сил молодым эльфом, а сегодня превратилось в мешанину из костей и плоти.

— Как офицер пограничного пункта оказался в Зачарованном лесу? — недоуменно спросил Пауль у местного начальника эфората, растерянно рассматривая мертвое лицо своего неприятеля по детским играм.

— Увольнительная, — по странному стечению обстоятельств этим начальником был двоюродный брат покойного. И теперь эфор Исидор Таг хмурился и старался не смотреть на то, что осталось от офицера Нонноеля Тага. Он заговорил отрывисто, глотая остатки слов и тяжело дыша:

— Он только вчера вечером прибыл. Хотел попасть на праздник, но не получилось. Наши семейный праздник устроили. Нанни редко приезжает… приезжал.

Не выдержал и все-таки расплакался, спрятав лицо в изгибе своего локтя. Пауль тактично молчал, а эфор, по-детски всхлипывая, продолжал говорить:

— Он же просто самый младший из нас… Самый маленький. Последыш. И я… я же понимаю, что ты... что у вас... что не поймешь, а мы…

— Отчего же не пойму? Пойму. И наши детские разногласия, в самом деле, не помешают мне…

— Это ты! — закричала женщина, которая, неизвестно как прорвавшись сквозь выставленное оцепление, вылетела из кустов. — Ты его убил!

Она протянула дрожащую руку в сторону Эро и обвела всех присутствующих безумным взглядом.

— Чего вы ждете? Хватайте его! Он же смеется над нами. Стоит тут с важным видом, а моего мальчика больше нет, — только после этих слов до Пауля дошло, что женщина была матерью Нанни Тага.

Боги! Как горе уродует! Он ни за что не узнал бы ее сам, потому что она вся словно уменьшилась, сжалась и потускнела. От первой красавицы Зачарованного леса осталась лишь бледная тень.

— Мерзкий выродок! — закричала она и, растопырив пальцы в явном желании выцарапать Паулю глаза, бросилась на молодого человека. — Ошибка природы! Полукровка!

Эфор Таг бросил на столичное начальство, которое так некстати решило навестить свою родню, перепуганный взгляд и бросился успокаивать свою тетушку. Он и двое его помощников. И все равно они смогли совладать с обезумевшей женщиной только после того, как одному из них удалось разжать сцепленные судорогой ярости зубы эльфийки и влить ей в горло несколько изумрудных капель.

Павлик решил, что самым правильным будет сделать вид, что он не слышал всех нелицеприятных слов о своем происхождении и не догадался, какое именно «успокоительное» заботливый племянник дал госпоже Таг. Не до наркотиков сейчас, пусть они с этим сами тут разбираются. Эро брезгливо отвернулся от мгновенно впавшей в транс женщины, а Исидор поспешил объяснить: