Галина Гончарова - Зеркало войны

– Если ты, кан-ар Савеш, через час не справишься с врагом, я сам казню тебя! Каган не успеет напиться твоей крови!

«Все равно ты раньше меня сдохнешь, кусок кизяка! – Савеш поклонился. – Я принесу тебе их головы, потому что я лучше тебя. И каган наградит меня».

Кал-ран и кан-ар обменялись ненавидящими взглядами, потом Савеш повторно бросил к груди кулак, глядя на кал-рана, мол, твоя воля, – и отправился исполнять приказ.

– Может, стоит поднять все знамена?

– Чем тебя не устраивает знамя Аллодии?

Свое Рид пока не поднимал. Ни к чему. А вот знамя Аллодии… вы пришли на нашу землю, вас бьют ее хозяева. Это во-первых.

А во-вторых, как только Рид поднимет свое знамя, по его следу кинутся все степняки. Слишком уж оно приметное, другого такого нет. По забавной иронии судьбы, на знамени маркиза, которого степняки звали Черным Волком, был изображен – заяц.

Белый и пушистый, на голубом поле [4] Реально встречающееся и в нашей геральдике изображение. Символизирует чуткость, изобилие и бесстрашие, иногда на гербах изображается только заячья голова. .

Как и многие другие звери, на герб заяц запрыгнул случайно.

Давным-давно, когда первый из Торнейских только основал свой род, у него хватало недоброжелателей.

Ехал маркиз однажды по лесу, на дорогу выскочил заяц, ошалел, встал столбиком, маркиз нагнулся, чтобы подхватить его, – и аккурат над головой мужчины свистнула стрела.

Две секунды.

Ровно две секунды, которые определили – смерть или жизнь.

Убийцу поймали, заговор размотали, а зайца Торнейский поместил на свой герб, да там и оставил в назидание потомкам. Король посмеялся, да и разрешил. Даже на геральдическую коллегию цыкнул.

Таких оригиналов имелось очень мало, в основном, зайцы встречались в гербах городов (если водились в изобилии в окрестностях города), иногда помещали в герб кроличью голову, но Торнейские были вне конкуренции.

Степняки не перепутают. Никто еще не путал.

Стивен Варраст пожал плечами.

– Вроде бы, наша задача – увести степняков за собой?

– Мы этого и так добились. Пока что они идут за нами.

Спорить было сложно.

С визгом и воем накатывала вторая волна степняков.

Вот в такие минуты и оцениваешь выучку людей.

Никто не дрогнул. Никто не заметался. Никто…

Сотни Риваля, Астани и Ларсона действовали, как единый механизм. Ничего лишнего, никаких волнений.

Стреляют? И шервуль с ними, пусть стреляют. Зажигательные стрелы полетели? Неприятно, конечно, но ведь не смертельно! А еще у зажигательной стрелы точность меньше и дальность – тоже. А потому – идем. Спокойно так, словно и нет рядом никаких степняков. Рано или поздно они потеряют терпение…

Рано.

Рид пригляделся, заметил Савеша, который выделялся алой шапкой, и кивнул на него Стивену. Варраст тоже вгляделся – и принялся отдавать команды.

Будь Савеш поопытнее, поумнее, постарше, атака не кончилась бы столь печально. Но, видя, что все усилия его отряда, пропадают даром, Савеш решил атаковать.

И сам возглавил атаку.

Разве могут устоять эти шакалы против настоящего воина? Что они – пыль под копытами его коня!

Шакалы были другого мнения.

В каждой сотне есть несколько хороших лучников. Замечательных…

Первая стрела прервала бег коня Савеша. Вторая, свистнув – два лучника шикарно работают в паре, – оборвала молодую жизнь кан-ара.

Какая разница, по кому бить?

По степняку, по зайцу… степняк даже удобнее – крупнее будет.

Степняки смешались.

Они привыкли к другому. Они налетали, грабили, жгли… они не сражались , как регулярная армия. А вот люди Равельского именно так и тренировались.

Что окажется лучше?

Благородная ярость атаки – или холодная рассудочная выучка?

Пока выигрывала вторая. Степняки налетали справа и слева, пытались укусить – и отходили. Налететь всей оравой и сразу им мешал рельеф местности, сильно мешал. Чего стоил только один перелесок – этакие молодые деревца и кустарники.

Красиво?

Смотреть-то да, а вот пройти там уже сложнее. А проскакать на лошади – вообще не получится. Только шагом, чтобы не распороть шкуру о сучки или не сломать коню ногу в яме.

Колонны шли.

Арбалетчики время от времени отстреливались, экономно расходуя болты.

Щитоносцы менялись, и движение продолжалось. Медленно, уверенно…

Баллисты пока применить не удалось, но то ж пока…

Чего стоил Риду этот марш, знал только сам маркиз Торнейский. Сколько у него появилось седых волос… какая разница?

– Ваше сиятельство, – Роман Ифринский сверкал горящими глазами. Мальчишку бой только вдохновлял… – Разрешите вылазку?

Рид покачал головой.

– Куда?

– А вдруг удастся кого захватить?

Кого?

И главное – зачем?

Что могут знать рядовые чикан? Да почти ничего…

Дакан? Тоже сомнительно.

Кан-ар или кан-гар, кал-ран, безусловно, знают многое, но до них еще доберись. Не лезут они под стрелы, осторожничают.

Сильнопересеченная местность не давала степнякам в полной мере использовать свои преимущества, но это против пехотного каре. А стоит кому-то выйти из-под прикрытия…

Что Рид и высказал.

– Коней поймаем, – настаивал Ифринский.

Ага. Чужого, испуганного коня.

Коня степняка… Который с малолетства растил жеребца, кормил, поил, не доверял чужим рукам… такая тварь кусается не хуже собаки. Это тебе не лошади из дворцовых конюшен, которых пришлось оставить в Равеле. Эта тварь всю руку оторвет…

Рид отмахнулся, показывая, что идея глупая. Не потому, что Ифринским подана, нет. Просто Роман отродясь на границе не был и живого степняка сегодня впервые увидел. Не знает он про их повадки, про их коней… ничего не знает, вот и лезет по-глупому вперед. А терять мальчишку тоже не хочется, он хороший воин, неглуп, может пригодиться.

Как назло, Ифринский не успокаивался.

– Ну хоть ночью? Ваше сиятельство?

Рид покачал головой.

– Посмотрим, где удастся встать.

– А нам удастся?

– Степняки ночью драться не будут. Подождут подкрепления. Но спать придется по очереди.

– Так мы б и…

– Я подумаю.

Роман попытался сказать что-то еще, но Рид вовсе уж решительно отослал его.

Много у сопляка энергии? Пусть щит потаскает, ему полезно! Гвардейцы щиты несли вместе с остальными, и плевать им было на дворянское происхождение. На то, что щитами они закрывают простолюдинов.

Тут закон иной. Не закроешь идущего рядом – оба ляжете. Это граница, а не красивые парады. Это жизнь и смерть. Это война.

Кал-ран Мурсун был не то чтобы в гневе, нет. Гнев уже перегорел, уже переплавился в нечто другое. В желание смерти негодяям, которые шли, словно издеваясь над ним.