Эль Бланк - Атрионка. Сердце хамелеона

— Нет, конечно! Но… Марь, давай все же маме скажем, что Рианна наша родственница, а? Не будем больше скрывать.

— Анька, не зли меня! Иначе я все твоему отцу расскажу. Он и так с тобой редко общается, а узнав правду, вообще все связи разорвет. Гражданства лишишься моментально. Конфедералы кафе твое с землей сровняют. И производству каюк. Что после этого с тобой мама сделает, сама знаешь. А Федору ты не нужна без… гм… дохода. Разведется, уедет на свою Землю и детей заберет. Все потеряешь, ни с чем останешься. Ты этого хочешь?

— Нет!

— Вот и умничка. Значит, сиди тихо, помалкивай и мне не мешай. И вот еще что… Спустись-ка вниз. Связь не блокируй, я хочу послушать, что там за голос такой…

Звук лился, затапливая пространство, поднимаясь ввысь и обрушиваясь обратно. Стекал по стенам, струился по полу, порождая водовороты. Перекатывался через мебель и через ноги сидящих у стены слушателей. Ласково взбирался по телам, нежно гладил приоткрытые на полувдохе губы, затягивал топкой поволокой глаза и возвращался ко мне.

Я не знала, чем именно его наполнить: основываться на скудной мимике людей и полноценно формировать эмоциональный фон для меня по-прежнему было непосильной задачей. Поэтому использовала единственное, мне доступное, — просто отражала то, что улавливала. Настороженность расположившейся в крайнем кресле пожилой дамы в идеально пошитом сиреневом юбочном костюме, с убранными в строгую высокую прическу белыми волосами. Сосредоточенность постукивающего пальцами по колену, солидного, с проседью на висках, тучного мужчины, который недостатки своей фигуры пытался скрыть под не менее объемным свитером и широкими брюками. Задумчивость долговязого, похожего на тонкую ветку, землянина в странной, словно не по размеру, растянутой черной одежде, прижавшего ко лбу указательный палец. И завороженность Дмитрия, не отводящего от меня взгляда.

Опрятный бежевый костюм, белая рубашка, ровный боковой пробор на светлых волосах, в основной своей массе переброшенных на другую сторону, маленький шрам над верхней губой… Он ведь защищая меня, его получил.

Я вновь окунулась в события вчерашнего дня. Нервное напряжение после перемещения. Испуг, когда я посмотрела на стоящего рядом спутника и увидела ползущую от разбитой губы к подбородку красную струйку. Моя рука, невольно поднявшаяся к его лицу, и пальцы, скользнувшие по влажной коже…

— Это что?

Вопрос, недоумение и понимание того, насколько же мы разные, когда услышала пояснение:

— Кровь. Не страшно, до свадьбы заживет.

Тревога сменилась благодарностью, которую я не задумываясь выплеснула, окатив ею опекуна. Ну и всех остальных заодно.

Дмитрий побледнел, закрывая глаза, женщина покачнулась, тонкий мужчина вздрогнул и уронил руку, а во взгляде пожилого появилась растерянность.

Упс… Я перестаралась?

Сменила тональность, поспешно нивелируя полученный эффект менее яркими ощущениями. Интересом, с которым я рассматривала гигантские неподвижные дома, напоминающие комплекс на Терре. Приятным и уже знакомым комфортом жилых помещений. Легким волнением в ожидании начала прослушивания. Это наверняка всем землянам знакомо, должно легче восприниматься.

Кажется, не ошиблась, потому что слушатели расслабились. На этом я и решила закончить выступление. На первый раз хватит. Ну а если им мало, тогда попросят, и я еще что-нибудь придумаю.

Финально подбросила звук, переливчато-нежно опустив его на зрителей, и замолкла. Несколько секунд мне пришлось постоять в тишине, но я не волновалась, помня, что люди — не атрионы и не сразу проявляют реакцию. Наконец земляне зашевелились. Мужчина в свитере принялся растирать подбородок и шею, словно она у него затекла. Женщина повернулась к нему и начала что-то тихо говорить. Долговязый не сразу, но тоже к ним присоединился. А вот Дмитрий почему-то покраснел и смущенно кашлянул.

Надеюсь, ему не за меня стыдно? Решив, что стоять столбом не имеет смысла, подошла, чтобы сесть на свободное кресло рядом.

— Я нормально пела? — шепотом спросила, пользуясь тем, что остальные занялись обсуждением и на меня больше внимания не обращали.

— Да… То есть очень хорошо, — с заминкой ответил опекун.

Голос хриплый, дыхание неспокойное, глаза как-то быстро отвел… Может, ему не понравилось, а обижать не хочет? Ох, как же с людьми трудно! По реакции атриона я бы сразу поняла, что он чувствует!

Голоса тех, кто обсуждал мою кандидатуру, стали громче. Они определенно спорили, и не услышать наиболее отчетливых фраз мог бы только глухой.

— Да не бывает так!

— Тогда что это было?

— Докажи!

— А запись на что?

Долговязый мужчина сорвался с места. Выскочив в распахнувшийся проем стены, через секунду он появился за прозрачной перегородкой, которая отделяла зал для пения от еще одной, совсем маленькой комнатки. Наверное, она была важна в каком-то функциональном смысле, о котором я ничего не знала. А когда в помещении вновь зазвучал мой голос, лишь коротко ахнула, потому что воспринимать его единым с собой — это одно, а слышать независимым, отдельным — совсем иное. Неприятно, надо признать. Как-то неправильно.

Я невольно поморщилась. Звук казался сухим, чужим, лишенным эмоциональности. Он шел ровным потоком из углов комнаты, вызывая колебания воздуха, и потому порождал нечто, аналогичное голосовой речи, разве что без слов. Но это нельзя было назвать музыкой в привычном смысле. Неужели все, чем я так старательно наполняла звук, исчезало и не воспринималось людьми? Тогда понятно, почему Дмитрию не понравилось.

Бросила на него виноватый взгляд, извиняясь за то, что не оправдала ожиданий, и опешила. Опекун улыбался! Приопустив веки, чуть заметно покачивал головой, вслушиваясь в эти сухие колебания воздуха, и, вне всяких сомнений, наслаждался. Мм… Это как?

Обернулась к комиссии, и мое недоумение усилилось. Земляне внимательно слушали, реагируя совсем иначе, чем на живое пение. В позах — уверенность, в глазах — облегчение, словно они наконец слышат что-то им понятное и знакомое.

Брр… Ничего не понимаю!

— Удачная секвенция, — едва умолкло звучание, вынесла вердикт женщина. — И то, что хроматическая, в данном случае, с учетом специфики голоса, мне кажется вполне уместным.

— Три регистра или мне показалось? Контральто вроде было? — уточнил тучный мужчина и, получив согласные кивки, продолжил: — И все же воспринимается как однородный, эмиссия легкая. Давно такого не слышал.

— Парадокс, — буркнул вернувшийся в зал долговязый землянин. — Откуда тогда такое воздействие?

Комиссия зашумела. Теперь посыпались совсем уж непонятные слова. «Форшлаг», «мелизмы», «вибрато»… Слушая земную терминологию, я растерянно хлопала глазами, надеясь, что все это не означает совсем уж плохого результата. И волновалась, напряженно ожидая вердикта. Нервно стискивала пальцы, вздрагивая от зябкого ощущения прохлады, прокатывающегося по телу, хотя до этого температура была комфортной. Неужели мои надежды не оправдаются?