Мелина Боярова - Сердце дракона.Часть вторая [СИ]

Мой выпад разозлил Берратокса, а, может, слабый вскрик Мали, которая поняла, что ее драгоценный пока еще муж ранен. Теперь уже и неважно, потому как дракон пошел напролом, рисуя мечом элементы беспроигрышной комбинации, которую я и сам надеялся использовать, да так и не успел. Противник находился в более выгодной позиции, а вот у меня не осталось ни единого шанса, чтобы избежать удара. Хорошие были у него учителя.

Мали! — прокусив губу до крови, я погасил вскрик и не вздрогнул, когда холодный клинок прошил тело. Единственное, что было в моей власти, это сместить направление удара, чтобы сталь не поразила сердце. Нет, я бы все равно не умер, восстановился со временем, но эту схватку проиграл. А этого никак не мог допустить. Особенно когда увидел, как расширились от ужаса глаза любимой и из них брызнули слезы. Это лучшее подтверждение тому, что я ей небезразличен. Только ради этого взгляда позволил вонзить меч себе в грудь.

— Люблю тебя! — прошептал одними губами, — прости!

То, как Мали рванулась из рук императора, что удерживал ее на протяжении схватки, подстегнуло к действиям. Хватило трех секунд. Первой на то, чтобы одной рукой вытащить длинный клинок из своего тела. Второй — ударить в сердце врага, который уже мысленно праздновал победу и отвлекся на радостные возгласы друзей. И третьей, чтобы отсечь дракону голову. Я хоть и планировал сохранить Ксавьеру жизнь, но сейчас передумал. Слишком уж большой соблазн раз и навсегда избавиться от соперника.

Но того, что произошло дальше, никак не ожидал. Лезвие уже успело воткнуться в шею дракона, когда меня вдруг придавило необъятным ужасом и отчаянием, страхом перед невосполнимой потерей и дикой жаждой во что бы то ни стало защитить свое. Следом настиг истошный рев смертельно раненного существа, а солнце вдруг заслонила громадная тень.

Неужели сами боги решили вмешаться? — почувствовав заминку, Берратокс выбил клинок из руки, не дав завершить последний удар. Но это единственное, что он успел сделать, перед тем как бездыханным рухнуть на землю.

Нет, это были не боги. Драконица невероятно красивой радужной расцветки буквально упала на Ксавьера, разметав всех, кто стоял поблизости в стороны. Меня спасла быстрая реакция, позволившая увернуться от опасности и переместиться на десяток метров.

Кто она? Что здесь делает? — читалось в изумленных взглядах всех присутствующих. Ну, доррийцы, понятно, удивлены. Но почему сами драконы смотрят на сородича, как на чудо?

— Она убила его! — Мали забилась в истерике, вынимая душу своей болью, — пустите меня к нему. Сделайте же что-нибудь! Спасите Ксавьера! Убейте эту гадину!

Это ничего, — поморщился от скрутившего внутренности в тугой узел ужаса. Не моего, конечно, но ощущаемого, как собственный, — так и должно быть. Боль потери — самая страшная. Но я удержу свою королеву. Возьму все страдания на себя. Заберу каждую частичку боли.

Но, все же, любимая погорячилась, приписывая чужие заслуги этой драконице. Я действительно убил Ксавьера. Все видели мою победу и не посмеют оспорить право на приз.

Я смазанной тенью приблизился к Денометрикосу Берратоксу. Очевидно, тот был раздавлен произошедшим, еще не до конца осознавая, что его сына больше нет. Потому и вздрогнул, когда я возник рядом.

— Мали принадлежит мне! Я победил.

— Подтверждаю, — серый, как полотно, император разжал руки. Мали, не видевшая ничего в попытках прорваться к теперь уже бывшему мужу, упала в мои объятия.

Подхватив на руки драгоценную ношу, я решил убраться подальше. Ксавьер проиграл, Мали моя, а со всем остальным Велмир сам разберется. И только слаженный восхищенный вздох, заставил обернуться и взглянуть на то, что творилось за спиной.

Признаться, там было на что посмотреть. Радужная драконица, чешуя которой переливалась на солнце всеми цветами радуги, сияла так, будто внутри горело яркое пламя. Алое, с золотыми всполохами, оно пронзало каждую клеточку немаленького тела. Казалось, что по ставшим вдруг прозрачными венам течет горящая лава, в потоках которой какой-нибудь могущественный маг расплавил целую гору золота. Завораживающее и поистине уникальное зрелище. Такого я точно никогда не видел, чего не скажешь об императоре. Тот упал на колени и чуть не молился на творящееся перед ним действо.

Да что происходит-то? — игнорировать такое я не мог. Да и не было сил, если честно. Что-то неправильное виделось во всем этом. Взгляд так и возвращался к драконице, а все мое существо тянулось к ней, страстно желая согреться в лучах ее магии.

Хаотичное движение лавы в жилах зверя постепенно приобретало направление. Все потоки стремились к центру, расположенному в грудине. Туда, где у драконов находилось сердце. Сила, магия или энергия накапливались, формируя гигантских размеров шар. Скоро он уже и не поместиться внутри.

И верно, достигнув критического размера, сгусток живой драконьей магии устремился наружу, к застывшему на земле телу. Казалось, что от соприкосновения с такой силой, любой смертный сгорит в мгновение. Но нет. Шар сначала растянулся, охватывая сиянием всего дракона. Проникая сквозь одежду под кожу, он наполнял силой ослабленные каналы, лавой растекаясь по венам и заставляя замершую уже кровь вновь течь по руслам.

Невероятно, но Берратокс оживал на глазах. А вся мощь, полученная от неизвестной спасительницы, сконцентрировалась у него в грудной клетке, повторяя контуры нового сильного сердца.

На площади царила гробовая тишина. Столь редкой и невероятной по исполнению магии не видел ни один из присутствующих. Разве что императору знаком этот обряд. Глубокой признательностью, пониманием и отчаянной надеждой на благополучный исход была пропитана каждая черточка старого дракона. Как утопающий хватается за соломинку, так родители или влюбленные истово верят, что с дорогим существом все обязательно будет хорошо. Денометрикос не сдерживал льющиеся по щекам слезы, как и Ксения, беззвучно рыдающая у него на плече. Остальные же драконы едва не молились на это чудо, и уже готовы были поклоняться новому радужному божеству.

Судорожный первый вдох возрожденного дракона совпал с тоскливым воем драконицы, от которого мороз пошел по коже. В нем теплилась надежда на спасение, раздирало на части отчаяние, боль утраты, и какая-то обреченная готовность разделить судьбу избранника. Очевидно, спасительнице нелегко дался обряд, на который она израсходовала все силы. Потускневшая чешуя и заметная дрожь в лапах были тому подтверждением.

Кто же скрывается за этим изящным и по-драконьи красивым телом? — смутные догадки цепляли сердце острыми коготками сомнений. Если бы я не держал любимую в руках, то первый поверил, что там, рядом с Ксавьером, находится его истинная пара. — А, может, это она и есть? Какая-нибудь достойная сертейка из родовитого семейства, которая услышала зов и примчалась спасать свою любовь? — я мог сколько угодно утешать себя этим предположением, но въедливый внутренний голос настойчиво намекал, что истинной парой для Берратокса является Мали. — Но ведь этого не может быть. Она же здесь! В моих объятиях. София тоже неподалеку. Кто же ты такая, радужная ящерка?