Валентина Гордова - Его невыносимая ведьма [СИ]

Сцепив зубы, я отвернулся к окну, думая о том, что мне совершенно точно нужно провести ночь с кем-нибудь. Желательно таким, чтобы ещё какое-то время не думать о своих физиологических потребностях. Хотя бы сутки, кахэш.

— Тебе так сложно ответить на вопрос? — Глядя сквозь окно на темноту улицы, спокойно поинтересовался я.

Давина помолчала, раздумывая над моими словами, а затем нехотя всё же сказала:

— Восемьдесят.

Я всё-таки идиот. Потому что восемьдесят — это всего десять лет, как не ребёнок.

А ещё восемьдесят — это на двести тридцать лет меньше, чем триста десять.

Ну и последнее: восемьдесят — это отличная причина для разрыва нашей помолвки.

— Надо поговорить. — Серьёзно произнёс мой женишок, продолжая созерцать что-то прекрасное за окном.

Если бы это что-то не было прекрасным, то он бы и не смотрел на него вот уже несколько маэ, верно? А так мне даже самой уже интересно было, что же он там такого увидел.

— Давай поговорим, — согласилась, не видя причин отказываться.

И, соскользнув с кровати, подошла-таки к Акару и прижалась носом к стеклу.

Клянусь, его рваный выдох я расслышала отчётливо! Но как-то не предала этому значения, продолжая смотреть на тёмную улицу. В итоге не выдержала:

— И что ты тут такого интересного нашёл?

Ещё один вдох, в этот раз раздражённый, а затем эор отошёл, опустился в кресло и решил всё же начать разговор:

— Мне не нужна эта помолвка.

И вот так, всего одной спокойной фразой он надёжно завоевал моё внимание и если не уважение, то что-то очень похожее.

Развернувшись на пятках, я посмотрела на него вначале недоверчиво, а затем вопросительно. Акар же выглядел совершенно, абсолютно спокойно, будто это ничего и не значило. Хотя, если подумать, для нас, совершенно посторонних ведьмы и эора, это действительно ничего не значит. Просто неприятность, общая, как оказалось, от которой мы оба стремимся избавиться.

— Я тебя внимательно слушаю, — искренне заверила его, ещё просто боясь радоваться своей удаче.

Неужели я зря на эора наговаривала и он оказался нормальным и адекватным? Неужели не он выступил зачинщиком этого безумия под названием «Помолвка»? И более того: неужели он сам собирается от свадьбы отказаться?

Удивительно, вот просто удивительно! Я поэтому и остерегаюсь радоваться: вдруг он посмеётся, назовёт меня глупой и скажет, чтобы я не мечтала, потому что ни от чего отказываться он не собирается.

Акар посмотрел на меня очень серьёзно, будто тоже сомневался в искренности моих намерений. И тогда он сказал такое, после чего я невольно вцепилась руками в подоконник за своей спиной:

— Ты с Мирой одного возраста?

Кто бы только знал, скольких усилий мне стоило сохранить заинтересованное выражение лица и не воскликнуть потрясенное «кахэш!».

Очень хотелось, честно. А ещё хотелось выйти куда-нибудь и просто переварить мысль: «Он знал».

Знал, понимаете? Знал про Миру и… и что? Что ещё он знал?

Прищурившись, я именно это и спросила:

— Что тебе известно? И давай нормально, мы с тобой в одной петле.

Акар и выглядел так, что сразу становилось понятно: только нормально и получится.

— Родители настояли на помолвке с Мирой. Я знаю, как она выглядит, и, имея поверхностные представления о ней, рискну предположить, что сейчас она по дороге в академию, где я являюсь ректором. Так что ваш фокус я разгадал с самого начала. Не спрашивай, почему не выгнал, сам не знаю.

Разорвать помолвку не могу. Ты, насколько понял, тоже. А вот разница в возрасте может послужить уважительной причиной.

Я внимательно слушала его слова, постаралась даже никак не реагировать на известие о том, что нас раскусили с самого начала. Обидно, конечно, было, что он целый день притворялся ничего не знающим, но не смертельно. Ещё смеяться будем, когда разберёмся с этим безобразием. Наверно.

А вот прокололись мы плохо. Знали бы имя и план был бы совершенно иным, а так… Ректор. Он её ректор.

— И большая у нас разница? — Вопросительно выгнула я бровь, действительно заинтересованная.

Его прямой взгляд и спокойный ответ:

— Двести тридцать лет.

Он ответил честно. Прямой вопрос — прямой ответ. Но почему-то внутри меня всё равно сжалось сожаление. Двести тридцать лет разницы — это действительно много. Это очень много. Понимаю, что мне должно быть плевать на это, как и на самого Акара, с которым мы в лучшем случае расстанемся в ближайшее время и больше даже не услышим друг о друге, но…

Извечное но.

— Какой ты старый. — Хмыкнула я и отвернулась к окну.

Какое сожаление? Нет уж, жизнь слишком коротка, чтобы тратить её на сожаление. Пусть даже в твоём запасе целых триста лет. Эорам на этот счёт повезло больше, они после слияния со светлыми смогли продлить свою жизнь аж до пятисот лет. С айринами, правда, это не сработало, они в среднем живут до трёхсот, но, говорят, эту проблему сейчас активно решают. Вроде как даже успешно.

— А ты вообще ребёнок, — вздохнул он, — вредный и нарушающий правила. Я сказал тебе не пользоваться магией, а ты что устроила?

А что я устроила? Так просто, побаловалась парой защитных заклинаний и обманной магией. Разве же это можно назвать громким «пользовалась магией»? Эх, не видел ты, дорогой, что такое настоящая магия ведьмы в действии…

— Я не ребёнок, — обиделась я тут же, потому как да — больная тема. Мама постоянно говорит, что я ещё маленькая и наивная и ничего в жизни не понимаю.

А я, между прочим, побольше её знаю! И я уже устала доказывать ей, что я взрослая.

— Ребёнок, — будто издеваясь, повторил Акар, — так я родителям сейчас и скажу. А тебя мне придётся запереть. И я за это даже извиняться не буду.

— Чего?! — Возмущенно нахмурилась я, бросая на него негодующий взгляд. — И это, по-твоему, нормально поговорили?

Нет, ну где справедливость? Меня и запереть? Да за что?! Да я его от помолвки избавила, между прочим!

— Мы нормально поговорили, — спокойно, просто-таки убийственно спокойно пожал он плечами, а мне на миг показалось, что в его глазах я увидела блестящие смешинки, — всё выяснили, чему я очень рад, и сейчас я собираюсь разобраться с этой проблемой. А ты получаешь своё наказание, о котором тебя предупреждали.

И считать это эора адекватным и нормальным я перестала мгновенно. Даже те крохи симпатии, что появились у меня к нему, исчезли без следа.

— Я не твоя невеста, — напомнила ему об очевидном, глядя прямо в непроницаемо-спокойные чёрные глаза, — и ты не имеешь никакого права меня… наказывать.

На последнем слове я позорно замялось. Оно казалось мне каким-то… диким, неправильным, непривычным. Да меня даже мама никогда не наказывала! По крайней мере, серьёзно. Её максимум — это изолированные экспериментальные экземпляры моего собственного приготовления, которые или взрывались через пару орэ, или я их успешно находила и возвращала себе, благо что прятала мама их всегда себе под кровать. У нас это, кстати, семейное: всё важное тащить под кровать.