Вера Окишева - Место нашей любви

— Линда, я такая дура! — с порога призналась она, впрочем, ничего нового для меня не открыв.

— Бывает, — философски изрекла я, ожидая продолжение. Дверь автоматически мягко закрылась, рыжая подошла ко мне и тяжело плюхнулась на кровать.

— Ты не понимаешь, я реально такую глупость сделала!

— Всё плохо? — решила поддержать разговор, понимая, что ей сейчас нужно выговориться. Люся явно была в шоке.

— Как я могла! Как же теперь буду смотреть ему в глаза, — потрясённо шептала Люся, прикрывая рот ладонью. Смотрю, а дело-то у неё совсем плохо.

— Унжирец угрожал? — спросила то, что больше всего меня беспокоило.

— Да причем тут унжирец — отмахнулась от меня подруга. — Я с Вовкой… Ну, мы это… того…

— Что, того? — плохо расслышала я невнятное бормотание подруги.

— Мы с ним того, — выпучив глаза, Люся сцепила пальцы в замок и сжала ладони, издавая противный звук. Кажется, я поняла, что именно они сделали.

— Ну и как он? — поинтересовалась чисто из женского любопытства.

— Это нечто, — воодушевлённо произнесла подруга, закатывая глаза и приложив все ещё сцепленные руки к груди. — Он так целуется, что просто голову кружит. А как ласкает! Рукой провёл и всё, я потекла. Как прости… Прости мою душу грешную… я как застонала и всё, дальше такие взрывные эмоции захлестнули! А потом проснулась, он рядом спит и до меня доходит, что же я, дура набитая, натворила. Как теперь быть! Он ведь теперь не отстанет от меня никогда.

Опаньки, а симптомы-то мне знакомы. Нехорошие подозрения закрались ко мне в голову.

— Подожди, а было такое, что, когда ты на него смотришь, кровь начинает закипать. Даже просто от того, что смотришь на него? — уточнила я, понимая, что именно произошло с подругой и, конечно же, со мной. Люся подозрительно сощурила глаза и кивнула.

— А ты откуда знаешь? — прошептала она. Я отвела взгляд в сторону, почесала нос. Эх, признаваться, так признаваться до конца.

— Ну, надышалась ты в комнате той дурью, которую я подбросила для унжирца, вот и снесло тебе крышу. Ты не особо расстраивайся, вдруг Вовке и не понравилось вовсе, откуда нам знать.

— Как это, не понравилось?! — возмутилась Люся.

— Да вот так! — равнодушно отозвалась и пожала плечами. — Если завтра не появится у порога, значит, я права и ему не понравилось. Обычно мужикам только это и надо, провели ночь, поставили галочку и отпраздновали победу захвата очередной неприступной крепости.

Люся открыла рот и выпучила от удивления глаза так, что на рыбу стала похожа, и я еле сдержалась от усмешки.

— Сама же понимаешь, что я права, — добила я подругу. Та вскочила, как ужаленная и бросилась к двери, но потом передумала, остановилась. Задумавшись, она обернулась ко мне, и уверенно произнесла:

— Завтра он, как преданная собачонка, будет стоять у моей двери, поняла?

— Я буду только рада за вас, — улыбаясь, произнесла.

— Да кому он нужен! — воскликнула Люся и горделивой походкой направилась в ванную комнату.

— Ну да, ну да, вообще никому, — тихо прошептала я, как только закрылась за ней дверь. Коммуникатор, который я неожиданно обнаружила у себя в кармане туники, удобно лежал под подушкой. Достала его и написала небольшое сообщение никому ненужному парню. Сделав сегодня ещё одно доброе дело, счастливо вздохнула и принялась думать.

Симптомы, о которых рассказывала Люся, очень похожи на то, что я чувствовала час назад в каморке с манаукцем. Тогда безумное желание чуть не снесло мне крышу. Но я же, когда ходила за ароматическими палочками, обмотала лицо платком и не должна была особо надышаться. Но видимо, платок не помог. Ну что ж, теперь хоть понятно, что я не сошла с ума от воздержания, а просто была под действием дурмана. Как говорили мудрецы древности: «Не рой яму другому, сам в неё попадёшь».

Ладно, сама виновата. Зато впредь умнее буду. Палочки у меня ещё остались, попрошу Люсю поджечь. Она мне теперь обязана, не должна отказать. Чувствую себя феей, соединяющей разбитые сердца и дарящей любовь всякому! Лук мне и стрелы! Скорее бы завтрашнее утро, руки уже чешутся творить добро! Дверь из ванной комнаты открылась, и Люся прошла к своей кровати, забираясь под одеяло.

— Сладких снов, — от чистого сердца пожелала я подруге.

— Спи уже. И без тебя перед глазами всё ещё голый Вовка стоит.

— Ну, ведь стоит, что ещё тебе надо, — отозвалась я, отворачиваясь к стене. Подруга потушила свет, погружая нас в кромешную тьму.

— Линда, а сколько длится действие дури?

— Не знаю, завтра посмотрим, — безмятежно ответила ей и зевнула.

— Я тогда из комнаты выходить не буду, — пробормотала подруга, ворочаясь под одеялом. Я резко села и возмущённо уставилась в темноту.

— Как это не выйдешь? — воскликнула я, понимая, что мой план трещит по швам.

— А вот так, — услышала я голос саботажницы, — отсижусь тут, пока точно не буду уверена, что всё выветрилось.

— Да всё к утру пройдет, обещаю, — попыталась успокоить я Люсю и себя заодно. Но та не поверила.

— А вдруг нет, — прошептала она.

— Брось, Люся. А как же Вовка. Придёт, будет косяки оббивать, — попыталась надавить на нее.

— А вдруг, ему только секс и был нужен от меня, — жалобно сказала Люся из темноты. Паразитка. То не нужен парень, то теперь резко стало важно мнение Вовки. Да уж, слишком переменчивая у меня подруга.

— Ты же сама себе не веришь! — прошипела, негодуя. В комнате воцарилась тишина. Я только слышала, как пыхтит Люся у противоположной стены. А я готова была расплакаться от досады. Такой план коту под хвост. Опять всё самой придётся делать. Ну почему мне вечно так не везёт! Обидевшись на весь свет, легла на подушку и закрыла глаза. Нет, определенно, дурь ещё не выветрилась до конца. Только в этом я нашла объяснение тому, что вновь увидела их — мои славные кубики пресса. Перевернувшись на другой бок, я попыталась отогнать видение, и у меня получилось. Теперь я видела его широкую спину. Да что за наказание! Резко села и включила ночник.

Перегнулась через край кровати, достала из-под неё альбом и карандаши. Приготовившись, стала вспоминать все подробности, которые не давали мне заснуть. И вот моя рука ожила. Уверенные штрихи ложились на бумагу. Он стоял спиной, закинув руки за голову. Лицо вполоборота, но полностью его не видно, кроме шрама. Удивительная странность, которую я заметила, когда ластилась к идеальной фигуре манаукца, на ней я не обнаружила ни одного шрама: ни старого, ни нового, вообще никакого. А вот на лице был и очень явный. Ещё одна тайна в копилку загадок этого напыщенного манаукца, которая так и манила разгадать её.

Вернувшись к работе, я приступила к прорисовке рельефов спины, вспоминая какая у него гладкая, приятная на ощупь кожа. Добавила теней, растирая графит подушечкой пальца. Когда шея затекла, рисунок уже был практически закончен. Размяла руками плечи, стала сгибать голову то в одну сторону, то в другую. Шея неприятно хрустнула, и я болезненно поморщилась, громко охнув. На сегодня остановлюсь на этом.