Дж. Андрижески - Чёрному, с любовью

Нахмурившись, я покачала головой.

— Я этого не говорила.

— Если ты думаешь, что меня устроит слышать от своей жены «вы оба целуетесь одинаково хорошо, просто по-разному», то ты вообще меня не знаешь, — он стиснул челюсти, глядя на меня. — Однако я оценил твою честность.

Он закрыл глаза, войдя в меня и принимаясь двигаться.

Он уже удлинился — прежде, чем я успела перевести дыхание и относительно взять свой свет под контроль.

Мною завладело облегчение, когда он обхватил меня руками (крыльями?), привлекая всё своё тело ближе, прижимая меня к себе, прижимая себя ко мне.

Я открыла свой свет, и он хрипло застонал, почти захрипел.

Я не помню, чтобы кто-то из нас говорил.

Я не помню ничего после того, как тот свет сделался ярче.

Какая-то часть меня открылась под ногами, и я ощутила, как наши света крепко соединяются друг с другом, почти до боли, но какая-то часть меня хотела сделать связь ещё крепче, ещё теснее. Я сосредоточилась там, сосредоточилась на нём, когда эти крылья спустились по моей спине до ног, и я вновь ощутила хвост, как в Санта-Круз.

Я вскрикнула, когда он тоже оказался во мне.

В каком-то смутном уголке сознания до меня дошло, что мы всё ещё не говорили об этом.

Мы не обсуждали ничего — каким странным стало всё между нами, каким странным становился наш секс, крылья, хвост, как сильно менялся мой свет, каким иным он ощущался даже сейчас.

— Я вижу воронки, — Блэк хрипло вздохнул и зашептал мне на ухо. — С тобой, Мири… Я вижу туннели света. Я вижу…

Он ахнул, когда боль в нём усилилась, заставляя нас крепче обхватить друг друга. Его глаза закрылись, и я чувствовала, как он пытается найти слова, какую-то возможность показать мне.

— Я вижу другие миры, — сказал он, сжимая пальцы в моих волосах. — Я вижу другие миры, Мири… туннели света…

Он держал моё лицо и волосы в ладонях.

Это не было бы странным.

Это вообще не было бы странным…

… но другие его части обхватывали мою задницу и спину.

Другие его части обвивали мои ноги и руки, дёргая меня ближе к нему, привлекая его глубже в меня. Я чувствовала, как он трахает меня в задницу и киску, другие его части шире разводили мои ноги, чтобы он мог войти глубже; стискивали мои бедра и под коленями, чтобы он оставался глубже во мне. Я застонала ему в шею, ослабевая в его объятиях, когда он прижал меня к себе, и какая-то часть меня притягивала его ещё сильнее, требовала большего.

Я бормотала что-то ему в губы, пока он целовал меня, ощущала, как его зубы впиваются в мою шею с противоположной стороны от укуса Ника.

Я открылась ещё сильнее, когда моя боль усилилась, и Блэк перенёс свой вес, толчками вжимая меня в зеркало возле раковины. Я услышала треск стекла, когда он принялся трахать меня ещё жёстче, и вот мы уже наполовину лежали на столешнице. Он стонал, разноцветные крылья обхватывали меня всё крепче, пока я не смогла видеть ничего кроме них.

Боль сделалась такой сильной, что я не могла издать ни звука.

Я даже не могла сказать, моя это боль или его. Я каким-то образом затерялась в нём, просто… затерялась. Может, даже хуже, но мне всё равно.

Блядь, мне было совершенно всё равно.

Что бы он ни делал, я лишь хотела, чтобы он делал это ещё сильнее, уничтожил нас обоих этим, если сможет.

В какой-то момент нам нужно об этом поговорить.

В какой-то момент нам нужно перестать притворяться, что этого нет.

Пока что я чувствовала, что ни один из нас не желает это обсуждать. Я ощущала наше нежелание делать что-либо, что заставит нас посмотреть этому в лицо, и уж тем более остановиться.

Я знала, что это как-то связано с тем, что тревожило Джема в глазах Блэка.

Я знала, что это как-то связано с теми особенностями Блэка, о которых ни один видящий нашей команды не хотел рассказывать Чарльзу. Блэк не хотел, чтобы это знал кто-либо, кроме меня.

Даже теперь Джем, наверное, пытался ограничить количество видящих в нашей команде, которым известна эта информация. Я слышала, как Блэк спорил с ним в Барьере на эту самую тему, пока мы ехали в лимузине на Калифорния-стрит.

В основном, Джем спорил, а Блэк увиливал или отвечал отказом.

Джем хотел стереть память Ковбою и Энджел.

Он хотел стереть каждого человека в нашей команде, который мог увидеть свечение глаз Блэка, свечение моих глаз, и вообще любого, кто заподозрил, что Блэк — не обычный видящий. Он также хотел стереть видящих, которым они не доверяли, так как недостаточно их знали.

Блэк ответил отказом.

Когда Джем стал настаивать, Блэк снова отказал и потребовал, что Джем оставил разум «его» чёртовых людей в покое… и разум его видящих тоже, если на то пошло.

Когда Джем попытался разговорить его на тему светящихся радужек, Блэк снова отказался и сказал ему заниматься своими делами, блядь.

Я знала, что Блэк чертовски серьёзен в своих угрозах, особенно когда дело касалось фокусов с разумом его человеческих сотрудников.

Я любила его за это.

А ещё я любила его за то, что нам не нужно это обсуждать.

Вопреки внешней грубоватости и заскокам Блэка, вопреки его гипер-прагматизму, который, по мнению Ника и других, граничил с социопатией, этические и моральные принципы Блэка намного твёрже, чем у большинства видящих.

Сколько бы я ни видела, как Блэк проворачивает всякие фокусы с сознанием людей за пределами своего доверенного круга, я никогда не видела, чтобы он использовал свой свет, чтобы хотя бы успокоить кого-нибудь, кто работал непосредственно на него. С другими видящими он обращался куда более сурово, включая меня.

Я не могла не заметить разительный контраст в том, как видящие со Старой Земли говорили, думали и обращались с людьми по сравнению с видящими. Большую часть времени разница была неуловимой, но когда на кону стояли вопросы безопасности, армии и разведки, разница становилась явной.

Блэк предельно ясно дал понять, что в этом мире другие правила — как минимум в отношении людей, которых он знал лично. Я слышала, как он говорил видящим, что если им хочется дурить людям мозги, то они могут отправляться работать на Чарльза. Он практически угрожал им разными способами, что если поймает их на использовании света против его сотрудника-человека, то они вылетят отсюда навсегда.

Насколько я знала, никто не нарушал это правило, хоть они и спорили о необходимости его нарушить.

Но я знала, что Джем — лишь часть проблемы.

Я видела выражения их лиц, когда радужки Блэка засветились.

Я знала, что нам надо принять больше мер предосторожности, чтобы не дать Чарльзу узнать об отличиях Блэка. А также выяснить, что Чарльз уже знает о нас обоих. Я понимала, как беспечно от этого отмахиваться, особенно если эти различия настолько важны Чарльзу, как считал Джем.