Дж. Андрижески - Чёрному, с любовью

Её улыбка померкла, как только она перевела взгляд обратно на меня.

Она обеспокоенно нахмурила лоб.

— Эй! Мири… я серьёзно. Дыши!

Однако я не дышала.

Я не шевелилась.

Я посмотрела ей в глаза, охваченная этим приливом знакомости, воспоминаний, миллиона вещей, которые говорили мне, что всё это нереально, что я вижу галлюцинацию, я под наркотиками или сошла с ума.

Я посмотрела ей в глаза и как будто зафиксировалась там.

Я смотрела в эти прозрачные радужки, похожие на потрескавшееся стекло.

Я смотрела, как она смотрит на меня.

Я видела там насторожённость, нервозность, радость от встречи со мной.

Я видела всё, что находилось там… всё, что я помнила.

Я видела всё, что было не так.

Что-то в моей груди просто отказало.

Затем всё потемнело.

Боль рябью пронеслась по нему, вынудив его отвести взгляд.

Стиснув зубы, Даледжем отвернулся от просвета в грузовом контейнере и заставил себя посмотреть на высокий потолок грузового отсека, усилием воли сосредоточившись на металлических сходнях, которые тянулись над местом его укрытия. Сделав вдох, чтобы привести мысли в порядок, он через несколько секунд перевёл взгляд обратно, посмотрев через узкий просвет между овальной дверью, похожей на люк, и металлическим боком контейнера.

Он задержал дыхание, наблюдая, как трахаются двое мужчин.

Это было нелегко даже сейчас.

Более мускулистый мужчина сверху закрыл глаза и издал низкий рык, удерживая другого мужчину-видящего, с более высоким, но худым телом. Видящий внизу на глазах Даледжема застонал, стискивая мужчину сверху до побелевших костяшек, издавая низкий, болезненный звук, когда другой вдолбился в него.

Даледжем вновь закрыл глаза и стиснул зубы.

Gaos . Какого хера он творит?

Что он вообще здесь делает?

Он знает, что он твердил себе самому.

Теперь он не мог представить, как он вообще мог быть настолько высокомерным, что поверил в чушь, которую сам и выдумал. Теперь, находясь здесь, он гадал, не погибнет ли он сам, и не погибнут ли из-за него все остальные, кто находился на корабле.

Он говорил себе, что даст Нику шанс.

Он говорил себе, что он пытается спасти вампиру жизнь — до тех пор, когда они сумеют определить, стоит ли там что-то спасать.

Если Брик и другие вампиры говорили правду, Ник выйдет из этого состояния. Он сбросит этот кайф избавления от оков, последствий и сопереживания, и он останется с эмоциональными последствиями своих поступков.

Даледжем догадывался об этом, ещё когда Ник был человеком. Наоко Танака сидел на образной пороховой бочке подавляемых эмоций, отрицания, злости и неразрешённых чувств.

Эта бочка включала себя (но не ограничивалась этим): злость, горечь, ненависть к себе, подавление сексуальности, ревность, гнев. Он хоронил это всё под вежливой личностью, под синдромом хорошего парня, под долгом и патриотизмом, семейными обязательствами, долгом единственного сына, дружескими обязательствами, общественными обязательствами… и чем там ещё, черт подери, люди мучили себя.

Его новая вампирская природа взорвала всё это и выпустила на свободу — как только Ник сумел полностью и безоговорочно наплевать на все.

В результате всё это подавляемое дерьмо выплыло на поверхность.

Его злость на Блэка за женитьбу на Мири; его злость на Мири за то, что она его не хотела; его злость на них обоих за то, что они бросили его в той пещере на острове Мангаан, а затем ещё раз бросили на милость вампиров в так называемом «побеге»; за то, что он едва не погиб на том дереве. Его злость на весь блядский мир за то, что он никогда не получал то, чего хотел, разочаровывал родителей. Злость из-за того, что вампиры и видящие захватили его мир. Из-за того, что он был «хорошим парнем», но никогда не получал за это награды. Из-за того, что он вечно оказывался тем, кому приходилось поступать по совести, блядь.

Его вампирской натуре было посрать на всё это.

Его вампирской природе было посрать на всё.

Но рано или поздно, Ник придёт в себя.

Ник придёт в себя, и это тяжело ударит по нему. И Джем не хотел, чтобы в этот момент его опорой стали блядские вампиры.

Он совершенно точно, черт подери, не собирался допускать, чтобы Брик и/или Дориан стали теми, кто поможет Нику пройти этот переход, или внедрит их так называемую «вампирскую мудрость» в Ника, когда тот будет уязвимым и готовым поверить во всё, что поможет ему меньше ненавидеть себя.

Так что Джем решил, что когда Ник придёт в себя, он увидит не Брика и не Дориана.

Это будет он — Даледжем.

Даже в то время он знал, что это дурацкая затея.

Он знал, что это опасно, глупо… наверное, эгоистично и инфантильно.

А ещё он знал, что если этого не сделает он, то этого не сделает никто.

Ник, скорее всего, умрёт от руки Блэка — или же его затянут глубже в вампирскую семью, и в итоге он станет как все. Он найдёт способ как-то рационализировать и подавлять это всё в вампирской форме, и тогда они потеряют Ника Танаку навсегда.

Теперь, наблюдая за Ником с Солоником, видя, что он уже сделал с разведчиком высокого уровня с помощью своего яда, Даледжем вернулся к мысли, что он, Даледжем, идиот.

Он гадал, каким же глупым и высокомерным он должен был быть, чтобы думать, будто он на это способен. Даже если он сумел бы уберечь Ника от Блэка, то чертовски высока вероятность, что через несколько недель он сам закончит как Солоник.

Он закончит как Мири на той крыше, или как Блэк в той правительственной лаборатории.

Он закончит как все те видящие под кайфом от вампирского яда, только навсегда.

Еда для вампира, секс-раб… ментальный калека.

Пока что он держался на расстоянии — в основном, чтобы не показать Блэку, где он находится, и тем самым, не показать Блэку, где находится Ник. Он знал, что Блэк не будет вести себя рассудительно. Наверное, Блэк и не мог вести себя рассудительно в этом отношении.

Джем это понимал. Правда, понимал.

Он также знал, что Блэк может убить его самого , если узнает, что Джем стоял между ним и Ником Танакой.

По той же причине он знал, что если не найдёт какой-то способ скрыть Ника от Блэка, всё это закончится в то же мгновение, как только Блэк их настигнет.

Поэтому Джем прождал три дня и не приближался.

Три дня без сна, прячась в грузовом отсеке корабля, который пах маслом и экскрементами, потом, металлом и океаном — в зависимости от того, в какой части он прятался. Джем таился в самых вонючих частях, стараясь замаскироваться и перебить свой запах, чтобы вампир его не нашёл.

Он не решался поспать.

Он знал, что если заснёт, если войдёт в Барьер хоть на какой-то промежуток времени по любым причинам — а именно так и будет, если он позволит себе потерять сознание — то команда разведчиков Блэка найдёт его за минуты, если не за секунды.