Елена Кисель - Расколотый меч [СИ]

– Я б сказал, что от меня, – отозвался Веслав, - да мы с ним не так уж плотно и общались.

Но чувства Йехара разъяснились в ту же минуту.

– Четыре дня! – возопил он, подскакивая к нам. – Как это можно назвать?! Четыре дня, как мы с моим верным клинком вернулись из дебрей предыдущей миссии, четыре дня… и решающий бой с белым оборотнем, истреблявшим стариков и детей, и тут…

Дальше слов у него не нашлось. По крайней мере, цензурных, и уши нашего начальства спасло лишь то, что с русским языком Йехар еще не успел достаточно освоиться. Поэтому проклятия изрыгал на наречиях исключительно миров, в которых успел постранствовать. Насколько я знала, количество таких миров уходило в дурную бесконечность. Приветствие могло затянуться.

– Шуточки с временным континуумом в мирах, – углом рта заметила я.

– Не говори с умным видом, тебе не идет, – отозвался алхимик. – Окуни его, что ли, может, остынет?

Я посмотрела на разъяренного рыцаря в сомнении.

– Лучше подождать остальных и окунать уже скопом.

Тон мне самой очень напомнил пророческий, и конечно, это мне не понравилось.

– Тридцать три бескрылых крякодугла!!!

Пророчество свершилось тут же: явившийся из Арки спирит немногим отличался по состоянию от Йехара.

– Силы гармонии! – орал он, яростно потрясая кулаком в небо и воинственно хлопая крыльями. – Сто тридцать семь болотных слизней вам в печенку… нельзя было призвать кого другого?! Я только… у меня жена! У меня только все наладилось, так нет же – обязательно выкидывать меня в этот проклятый мир, чтобы я… чтобы она меня увидела через пару сотен лет?! Кого надо убить?

– Мне тоже подскажи, – кровожадно подтвердила Виола. На ней вместо обычной черной кожаной одежды был неожиданный купальник, вокруг бедер обмотано пляжное полотенце, на ногах – легкомысленные шлепанцы, а одежду – какую-то цветастую рубашку и такие же брюки – она судорожно сжимала в руках. Комплект дополнял розовый рюкзачок, где скрывался верный арбалет. – Только собралась отдохнуть! Отыскала не с-пляж. Наплевала решительно на все! Отдохнула. Три неделькии два часа…

Какое-то время мы с Веславом терпели. В конце концов, смотреть, как по берегу Финского залива носятся три осатаневших рекрута Серой Дружины и на разных языках выражают свое возмущение, было даже в чем-то забавно. И если бы в нас не летели время от времени обвиняющие взгляды со всех сторон – может, мы терпели бы и дальше.

А так я и алхимик подождали минут пять, после чего переглянулись и повторили в один голос свою давешнюю блестящую тираду – ту самую, которой мы ознаменовали появление Знака над нашими головами.

Общественность примолкла. Общественность заинтересовалась. Игнатский все же сел на какой-то валун, уронив по пути Макаренко.

– И если вы думаете, что я прямо счастлив видеть вас всех…

– …счастлива опять оказаться в одной связке с вот этим…

– …вы не просто ошиблись…

– …не-ет, вы не просто ошиблись!

– …вы ошиблись капитально!

– Капитальнее только марксов «Капитал»!

– Поэтому не портите мне…

– …и мне заодно…

– …мои и без того не железные нервы, тем более, что они мне с вами еще пригодятся!

– Тем более что мои нервы уже изрядно испорчены одной личностью с темной алхимической профессией!

– Да не виноват я, что на него так подействовало подчинение!

– А кто виноват? К твоему сведению, тот водитель мне шесть раз за ночь предложение делал. И в Загс предлагал ехать прямо ночью!

– Так мои эликсиры при чем, не надо было строить глазки!

– Какие глазки?! Те, что слипались на ходу, или другие? И кто виноват, что после смены машины тот маньяк за нами увязался – мои глазки?!

Как видите, тут пошло… скажем так, личное. В действие вступили особенно печальные факты нашего с Веславом срочного путешествия от Смоленска до Питера. Проорав последнюю фразу о своих глазках (да-да, в них влюбляются мужчины, говорят, что они большие, голубые и бездонные, но я же стихийник воды, это понятно, а Веслав не прав, потому что как раз тогда мои глаза напоминали две узкие прорези на лице…), так вот, выпалив эту фразу я вдруг заметила, что возмущение в рядах остальных призывников уже погасло: все трое стояли напротив нас и поглядывали с любопытством и опаской.

– А вы за это время случайно не поженились, а? – наконец с истинно своей прямотой зарядила Виола.

– Кто? – в один голос мрачно поинтересовались мы. Эдмус хихикнул.

– Мне-то можете не врать, в семейных ссорах я знаю толк! Мы с Ифирь, бывало по двадцать раз на день сцепимся, а ее папаша только успевай уворачиваться. Кстати, в последний раз с него венец куда-то укатился. До моего призыва найти не успели. Так…?

Мы с алхимиком презрительно осмотрели друг друга. Последняя ночь свела все наши дружеские отношения практически к нулю. Пока градус отношений не упал еще ниже, приходилось выуживать из памяти иные темы. Или же просто цепляться за те, что подворачивались в речи остальных.

– Так у тебя в мире все в порядке, Эдмус?

Веслав оценил мои попытки тем, что с мрачным видом уселся на камень и распушил хвост, то есть, широко раскинул полы пальто. Эдмус польщено зазеленел.

– Как приятно, когда о тебе волнуются! Но нет, конечно: это же мой мир… хотя моонов-то мы недавно добили окончательно, они уж теперь и не высовываются. За мир-то я спокоен: после того, как нас связали обетами, у Ифирь вдруг открылись способности вроде моих. Можете вообразить себе лицо ее отца. Хотя могло бы быть и хуже.

Куда уж хуже. Как герцог спиритов стерпел, что стихией у его шута оказалась любовь – до сих пор непонятно, но стерпел. А вот теперь его дочь подалась туда же – наперекор всем старым Табу.

– А вы знаете, какие блюда были на нашей свадьбе? – вопреки своей стихии, Эдмус без мелких пакостей долго не мог. С меня было достаточно воспоминаний о том, какие блюда были на пиршестве по поводу нашего прибытия в Город спиритов, но остановить бывшего шута, а ныне полководца, было очень даже непросто.

Поэтому когда Макаренко, которая наконец при помощи магии установила Игнатского в сидячем положении, подошла к нам, вместо конструктивного диалога опытных воинов Гармонии она услышала:

– …если дать личинкам этих гусениц пару дней полежать в сыром и влажном месте, а потом приправить их крылышками саранчи, а сверху полить желчью единственного паука, который в наших краях вообще имеет желчь…

Макаренко была из Темных, которые, как известно, отличаются меньшей брезгливостью, но она побледнела. С нее даже на пару минут сошел ее учрежденческий глянец.

– Вересьева, – она обращалась ко мне так, будто я была единственным человеком, который в этой неоднородной компании могла понять ее слова. – Минуту назад со мной связались нейтралы. Скоро будут здесь. Вас просветят ментально.