Оксана Демченко - Вошь на гребешке (СИ)

— Тебя как, проводить до границ лесов западного луча? Или, если хочешь, заломаю буга. В одну ночь дикого под седло не поставить, но я постараюсь, да и ты в уговорах сильна.

— Она наверняка велела не провожать, — дребезжащим шепотом угадала Милена, оттолкнула руку и слепо побрела к лесу. — Бельку велела, и он послушался. Тебе до меня и дела не должно быть! Я всегда отравляла твою жизнь. Я ненавидела твою силу и доступную тебе простоту выбора. Я... — Милена обернулась, скалясь затравленным зверем. — Я шепнула твоему Тоху, то, что шепнула. Я была с ним еще до вашей первой встречи, и я же подстроила её по просьбе анга. Он с зимы таскался в наши леса, и делал это, было бы тебе известно, расчетливо. Ну что, наконец-то ноги отказали? Наконец-то я могу топать, куда вздумаю, без вашей тупой и лживой жалости?

— Все вы, вальзы, с придурью, — вздохнула Черна, разжимая кулак, уже готовый нанести удар и сгоряча отплатить за боль, причиненную сказанным. — Видите одно, говорите другое, делаете третье, а душа у вас болит от чего-то вовсе уж восьмого... ладно, дикий пламень с тобой. Что было, то прошло и скоро осыплется прошлогодней листвой. Зато я познакомилась с ним. А ты вон — опять одна, ищешь то, чего во всем свете нет. Ну, что решила: буга выслеживать?

— Уйди, — попросила Милена, спотыкаясь о первый корень опушки и падая на колени. Она некоторое время пыталась себя сдержать, но не управилась и тихонько завыла, прокусила губу, всхлипнула. Наконец упрямо встала, снова заковыляла в лес. — Серебром заклинаю: уйди.

— Не, на меня не подействует, будь ты и первым вальзом сдохшего ныне востока [53] Восток, утренний, или восточный луч дара: О даре востока известно, спустя полвека от его исчерпания, немного. Вроде бы, вальзы этого луча умели будить в душах нечто сокровенное. Об изъяне востока внятно помнят еще меньше. Но дар и изъян обычно поминают вместе. , — фыркнула Черна. — Скажи толком, чего тебе в самом деле надо. Тогда я поскорее сделаю, что могу, и пойду отдыхать со спокойной душой.

— Тихое место, отлежаться, — выдавила Милена.

— Пошли, это легко, — приободрилась Черна. — Только на вторую ночь от этой корни очухаются, не забывай.

— Тебе-то что?

— Я думала, ты бегом к этому... Йонгару, — честно призналась Черна. — Замок у основания луча заката крепкий, но прорицательница им нужна так, что и не высказать. Опять же, сох он по тебе — аж глянуть больно.

— Да никому я не нужна! — сорвалась Милена, снова спотыкаясь и уже не пробуя встать. Она глотала слезы и торопливо бормотала, уткнувшись лицом в спящую траву. — Никому! Только мой дар, место у правого плеча Тэры со всеми её тайнами или право быть целую ночь при мне самым лихим мужиком... А я хочу... Я хочу...

— Серебряной ланью стоять на ладони влюбленного великана. — Черна не пробовала насмехаться, просто произнесла приговор, подцепила на плечо безвольное тело изгнанной ученицы и поволокла в лес, к ближнему логову, вырытому Тохом еще в начале лета. — Спасибо матери серебра, я не вижу ничего в грядущем. Все вы слишком дорого платите за зрение. Изломанные какие-то, в себе копаетесь, иных всех подряд норовите насквозь просветить, будто они горный хрусталь, а не живые люди. Во, логово. Рыдай, сколько вздумаешь. Завтра приволоку жратвы. Ты реши до полудня про буга-то, его еще искать, если надобен.

— Конус тьмы тебе в сердце! — всхлипнула Милена, отползая в дальний угол, в тень. — Ненавижу. Не приходи никогда, поняла?

— Ну, я тебя тоже видеть не хочу. Но знаю: умей ты толком ненавидеть, давно отравила бы или допекла еще как.

— Убирайся! Вон! Убью!

Комок земли угодил в плечо, вызвав ответный смех — и не более. Выбравшись из логова, Черна отряхнула грязь с рубахи и побежала, принюхиваясь к пряной застоявшейся осени, туманом сочащейся из почвы. На душе было так легко, что вес тела едва ощущался. Приходилось прыгать и приземляться на кончики пальцев, даже не пробуя обернуться и угадать длину каждого шага: в особенные ночи нельзя отягощать сердце ядом недоверия к чуду.

Это был первый в его жизни кабинет, выбранный самостоятельно и для "своего" дела. Влад еще раз осмотрелся, старательно выровнял рамки на парадной стене. Подборка скромная, но далеко не пустая. Лица узнаваемые для тех, кто понимает. И сертификаты кое-чего стоят, не дешевка.

На столе, возле привезенного референтом инвестора "на деловое счастье" роскошного яшмового Будды, аккуратно и скромно пристроилась фотография. Её Влад несколько раз ставил и убирал, не имея сил решить окончательно, насколько теперь, в сложившихся обстоятельствах, уместно демонстрировать крепость семейных уз. После натянутой и откровенно фальшивой субботы, проведенной у Костика, на душе остался осадок тяжелой мути. Сам хозяин гостеприимного дома слишком радушно принимал Маришку, его жена допустила приятельницу к готовке плова и неудачно пошутила: "господин назначил тебя любимым поваром"... Всю обратную дорогу Влад молчал. Собственно, едва за спиной закрылась дверь Костиковой квартиры и исчерпалась потребность улыбаться, он впал в мрачную задумчивость и вот — до сих пор не смог очнуться. Почему Маришка позволяет так отвратительно шутить?

— Ну, ничего, обживаешься, ага, — туша Иудушки изуродовала дверной проем. — Угости партнера кофе, давай, на правах хозяина — ухаживай.

Влад поморщился, повернул фото так, чтобы оно надежно спряталось за Буддой, и вдобавок чуть подвинул новенький ноутбук. Иудушку опять хотелось отравить. Уже который день... Это неисполнимое желание само было подобно язве и вызывало изжогу. Хотелось курить и ругаться. Ну как может кое-кто, будучи в начале большого дела, явиться на работу в лоснящемся мятом костюме, без галстука, да еще и напялив рубаху чудовищного оттенка? Как будто в стиральную машину попала слабо разбавленная ржавчина — и осела на ткани.

— Секретаршу еще не нанял? — уточнил Иудушка, плюхаясь в кресло для важных гостей и глазея на стену с сертификатами и фотографиями. — Учти, чтоб ноги от ушей, я с ней буду таскаться к жирным гусям. Ты-то у нас семьянин, а мне самое оно... Во, резюмешка. Зацени данные.

— Я подберу человека, — стараясь не выходить из себя, Влад отвернулся к кофе-машине и бережно поставил чашечку под сопло, отягощенное одинокой бурой каплей.

— Ой, не бухти, мне баба нужна, а не человек, — прямо уточнил Егорушка. — Резюмешку я положил, могу сам отнести в бухгалтерию... кстати, у нас уже есть бухгалтерия?

— В головном офисе инвестора.

— Знаю. И туда могу отвезти, — напевно пообещал Иудушка. — Чего возишься с кофе?

Влад аккуратно положил два кусочка сахара на второе блюдце — свое — и поставил обе чашки на низкий столик. Подвинул одну Иудушке и сел в кресло напротив неопрятного партнера. Теперь, как усвоил по опыту Влад, ему предстояло выслушать нечто сокровенное о новом хобби Егорушки — почти всегда имеется таковое, подцепленное от очередного полезного крутого "другана". Следом за хобби неизбежно будут изложены прогорклые старые сплетни и по мере сил изловлены свеженькие. Общаясь с Иудушкой плотно и каждодневно, Влад все чаще представлял себе этого жирного типа сгустком клея, собирающего на себя мух... И каждая — сплетня, и у всякой лапки в дерьме замараны. Внутренняя склонность к порядку вопила благим матом и требовала дать Иудушке в жирную его харю. Сцапать за лоснящиеся лацканы пиджака и засунуть в огромную стиральную машину всю эту тушу. Пусть покрутится. Вот уж кому не привыкать.