Дж. Андрижески - Щит

Ревик кивнул.

— Я ценю это, — он позволил другому видящему почувствовать, что он говорил правду. — Ты подобрал команду? — спросил он.

Врег показал утвердительный жест.

— Лишь первичный состав, конечно же, — он показал на группу в униформе, толпящуюся напротив зоны беженцев. — Они ждут вашей оценки. У нас в общей сложности примерно восемьдесят разведчиков, так что у вас есть некоторая свобода выбора.

— Восемьдесят? — Ревик немало удивился. — Так много?

Врег показал утвердительный жест.

Он добавил:

— Прошлое, ранги видящих, специализированные навыки — все находится в защищённом разделе конструкции. Я подожду вашего окончательного списка перед тем, как проводить предварительные брифинги.

— Что мне нужно в плане ключей для получения соответствующей информации?

Врег показал ему набор символов в пространстве. Они были достаточно сложными и многомерными, чтобы Ревик невольно одобрительно кивнул.

— Спасибо.

Он уже собирался подключиться, когда ощутил лёгкий тычок с другой стороны.

Он повернулся, встретившись с серыми глазами Балидора.

Они последовали за ним. Супер.

Балидор посмотрел на него, и в его глазах виднелось предупреждение.

«Осторожнее, брат», — послал он буквально шёпотом.

Разум Балидора поддел его сознание, показывая на свет конструкции.

Ревик проследил за его мысленным взором туда, куда показывал лидер Адипана.

В течение паузы, показавшейся долгой… он колебался.

Он просканировал извивавшиеся там серебристые нити, вплетённые в структуру самой конструкции. Существовать внутри конструкции — как и сам Ревик, просто потому что он находился в оплоте Салинса — это не то же самое, что использовать конструкцию. Чтобы получить доступ к закрытым участкам и манипулировать наслоённым светом как инструментом, ему придётся открыться, резонировать со схемой в целом.

В некотором роде ему придётся стать единым с конструкцией.

Сканируя характеристики серебряных нитей, образовывавших мета-структуру конструкции, Ревик понял, что именно означало предупреждение Балидора.

Там жил свет Дренгов.

Он густо плыл внутри конструкции, как и в свете Салинса — почти такой же насыщенный, каким он помнил его в Пирамиде. Что бы там ни говорил Салинс, что Териан поддерживал единственную прямую линию с Дренгами после крушения Пирамиды, он немного лукавил. Здесь тоже присутствовала их сила. Она отдавала немного другим привкусом. Она также была менее очевидной, словно их свет доходил до конструкции через обширный фильтр.

Отпечатки Дренгов оставались неопровержимыми.

Уставившись на этот свет, Ревик внезапно увидел Элли, стоявшую перед ним в грязном дворике. Рука Териана сжимала её горло, и она балансировала на цыпочках. Она была голой, покрытой синяками, многие из которых оставил он сам. Она орала на него, хоть Териан и держал её за ошейник… говорила ему не беспокоиться о ней.

От вида её, так близкой к нему, такой реальной вопреки расстоянию между ними, все обрушилось на Ревика.

Его сердце болело — болело так сильно, как ничто и никогда за всю его жизнь.

Однажды он сказал Териану, что переметнётся, если придётся.

Где-то в этом мгновении колебания Ревик осознал, что его разум принял решение ещё до того, как он на самом деле обдумал вопрос.

— Брат Ревик! — сказал Балидор вслух.

Ревик не повернулся, но крепче стиснул зубы.

Смахнув лидера Адипана из своего света, он взял ключи, предоставленные Врегом, теперь уже разозлившись. Не глядя ни на кого, он позволил серебристым нитям резонировать с его aleimi , игнорируя тревогу, которую он ощущал от Балидора… и дрожь, которая пробежала по нему от того, как легко данная частота все ещё встраивалась в его собственную структуру.

Через считанные секунды Ревик осознал, что адаптирует их вес, перестраивает себя с учётом этой добавившейся структуры, с учётом умножения его света от того, что держало бразды на другом конце.

На мгновение он замер совершенно неподвижно, глядя в перспективу, на которую он не смотрел уже лет сорок.

Такое чувство, будто ему суждено находиться здесь.

Ощущалось это как возвращение домой.

Я не могла видеть. Вспышки полыхали перед моими глазами, ослепляя меня.

Я ощутила слабую благодарность за то, что на мне есть одежда, хотя я знала, что это помогало лишь относительно. Наплыв тел толкал в направлении, противоположном тому, куда я пыталась идти, зажатая между охранниками и державшая скованные руки перед лицом.

Люди трогали меня везде, куда могли дотянуться, и они не очень-то деликатничали. Я слышала треск рвущейся одежды, ощутила, как их пальцы ласкают голую кожу. Я знала все это в какой-то части сознания, но продолжала смотреть прямо перед собой, стискивая зубы, чтобы сохранить спокойное выражение.

Я стала одной из тех персон в новостях — тех, которые способствовали продажам таблоидов и просмотрам основных сетей. Тех, над чьими фотографиями красовались кричащие заголовки. Тех, которые всегда умудрялись выглядеть обкуренными в то мгновение, когда камера ловила неподвижный образ их реальных лиц, не скрытых аватарами.

В моем случае это правда.

Прежде чем вертолёт приземлился, Териан вогнал мне в шею ещё один полный шприц чего-то там.

Это сработало на мне практически мгновенно, одурманив ещё до того, как он закончил расстёгивать ремни, удерживавшие меня в смирительном кресле в задней части военного транспорта. Когда он помог мне выйти за дверь, я едва не упала, накренившись в сторону, пока он не стиснул рукой мою талию и не дёрнул меня вверх.

Уверена, в массовых лентах я выглядела пьяной или совершенно распутной.

На моем изображении, конечно же, не будет аватаров.

Я была террористкой; они могли безнаказанно показывать моё настоящее лицо. Даже мёртвые люди имели больше прав на сокрытие их настоящей внешности, чем я. Я никогда больше не сумею поддерживать анонимность в мире видящих или людей.

Если так подумать, у меня никогда и не было этой анонимности.

Однако эти изображения будут актуальными. Те фото, которые новостные ленты транслировали после смерти моей мамы, относились к периоду старших классов и колледжа. Мои волосы были не такой длины, не такого цвета, даже не такой текстуры. Моё лицо теперь выглядело иначе. Более худым, угловатым. Мои скулы сильнее выделялись.

Если верить Джону, мои глаза даже поменяли цвет.

О, и я стала выше.

Скандинавский Териан оставался подле меня, пока мы протискивались через толпу репортёров, ждавших на вертолётной площадке Белого Дома. Он крепко обхватывал меня рукой, пока охранники вели меня по газону Белого Дома в знаменитое здание.