Айя Субботина - Секрет [СИ]

Но легче все равно не становится.

Становится хуже с каждым днем. С каждым сообщением, которыми мы обмениваемся, как уставшие игроки в пинг-понг. Наверное, Дым уже и так все понял. Вспомнил мою слабость, те слова, на которые так и не смог найти ответ. И не может до сих пор, потому что он пишет: «У меня много работы, малышка» - и исчезает. Сперва на день, потом на три. Изредка появляется в сети, но ничего не пишет.

Нас как будто вовсе не было.

— Я привезла твои любимые конфеты! – Нина приезжает вечером десятого числа, заходит в комнату с огромным бумажным пакетом и начинает выкладывать подарки на мой заваленный учебниками стол. – Предлагаю, если тебе уже лучше, покататься по городу.

Я без интереса смотрю на белую с красным коробку, на новый модный рюкзак и горку украшений для волос.

— Хватит делать кислый вид, - не поднимая головы в мою сторону, предупреждает сестра.

— Другого нет на ближайшие несколько жизней.

Она отодвигает в сторону еще не до конца пустой пакет, разворачивает кресло и усаживается в него с видом строгой учительницы на самом важном экзамене.

— Если вы расстались, то, поверь, ни одна женщина не умерла от того, что у нее не задалась первая любовь.

— Значит, я открою феноменальное природное явление. Звони в НАСА. – Пытаюсь забраться под одеяло с головой, но Нина предугадывает мои попытки спрятаться и одергивает край. Вздыхаю, но получается что-то среднее между попыткой подавить икоту и плач одновременно. – Это негуманно: читать нотации смертельно больному.

Она кивает, но в этом жесте нет ни грамма сочувствия. Такой же Нина была и в день, когда я шла на первый вступительный экзамен, и тогда эта поддержка спасла меня от трясущихся коленей. Возможно, нужно принять ее и сейчас, но я просто не могу. Нужно быть честной: мне нравится раз за разом ковырять свою боль. Как иначе я узнаю, что жива?

— Когда ты перестанешь быть влюбленной дурочкой, Ребенок, ты откроешь глаза и уже как Маленькая Женщина увидишь, что жизнь не стоит на месте, и вокруг есть много достойных мужчин, которые подходят тебе по возрасту, жизненным взглядам и приоритетам. – Нина чуть крепче сжимает подлокотники кресла. – А не делают тебя тайной любовницей, потому что им нужно только это.

Я все понимаю. Даже готова признать ее правоту.

Только…

— Если все хорошо, - я почти ничего не вижу из-за слез, которые совсем не хочу скрывать, - почему же тогда в моей груди дыра размером с Юпитер? И почему мне так больно? Так сильно больно, что хочется перестать существовать?!

— Ты слишком кричишь, - пытаться перебить сестра.

— Ну и что?! – Я глохну от собственного голоса, шатаюсь даже сидя, как будто вот-вот развалюсь на пазл в миллиард частей. – И что, что я влюбленная на всю голову идиотка? Что плохого в том, что я не гордая самодостаточная женщина, как ты, а просто хочу быть со своим мужчиной на любых его условиях? Что плохого в том, что я согласна даже на пару месяцев или год, но не согласна на Большую Жирную Точку?! Любить нужно только так, как пишут в книгах о Сильных Женщинах? Только так, чтобы всем говорить: эй, я крутая и независимая, ни один мужчина в мире скажет, что использовал меня?

— Если все так, - срывается на ноги и тоже орет Нина, - то где твой Прекрасный Принц?! Почему не спешит хотя бы…

Дверь в комнату открывается и на пороге стоит… мой Мистер Фантастика.

— Потому что я принц-тугодум, - сквозь зубы бросает Антон. – Твои улитки, Туман, заражают медлительностью, их нужно сдать на опыты.

— Что происходит? – маячит за его плечом мой папа.

Дым на миг прикрывает глаза, поворачивается к нему, и я слышу спокойное, твердое:

— Мы с Таней встречаемся, Владимир Евгеньевич. Уже почти полтора месяца. Мне жаль, что я заставил ее врать, но это только моя вина. – Пауза перед коротким рваным вздохом. Кашель в кулак. И еще более твердое: - Если вы против наших отношений и будете запрещать нам видеться, я просто… заберу ее.

Понимаю, что момент не подходящий, но, пусть это хоть трижды глупо и кается кому-то детским и неправильным, я должна сказать.

— А можно меня забрать… в любом случае, Дым?

Его лицо расслабляется и на губах появляется довольная ухмылка.

— Только если пообещаешь, что мне больше не придется поливать кактус и мыть слизняков.

— Боюсь, все равно придется, - громко всхлипываю я. На этот раз – только от счастья.

*********

Хочется бросить все, ни на кого не смотреть, забыть о том, то у меня на ноге «Испанский сапожок»[1] и броситься к своему мужчине, чтобы сказать… все. Абсолютно все. И что я безумно люблю сегодняшнюю серую морозную зиму, и что мне плевать на сломанную ногу, потому что теперь у меня есть крылья и я могу летать, нужно только очень захотеть. Сказать, что он для меня больше, чем просто мужчина, которого я люблю, больше, чем кислород за спиной астронавта, который вышел в открытый космос.

Но мой отец громко чертыхается и на этот раз уже очень грубо, но не повышая голос, предлагает Антону идти за ним «для серьезного разговора». Дым спокойно соглашается, и они уходят, оставив на арене только меня, сестру и маму, у которой глаза больше, чем блюдца из ее раритетного богемского сервиза.

— Мой принц пришел, - улыбаюсь сестре, и Нина только разводит руками.

— Ребенок… - Мама вряд ли осознает, что вот уже несколько минут пытается вытереть передником совершенно сухие руки, и если не остановится – ее кожа просто задымится. – Вы с Антоном…

Она не может произнести фразу до конца, потому что никогда даже не предполагала такую возможность. Потому что хотела, чтобы он стал заслуженной наградой для одной из ее дочерей, а стал мужчиной другой.

— Мы вместе, мам, - улыбаюсь я, давая себе зарок больше никогда не плакать.

— Как… Когда?

— Полагаю, еще на даче у Клейманов на Новый год, - озвучивает свои подозрения Нина. И я просто киваю. Это не ложь, это – правда, потому что, если бы меня спросили, в какой день случились мы с Антоном, я бы назвала Новогоднюю ночь и секунду между ударами курантов. – И все это время, зная, что он мне нравится, ты просто молчала.

Это даже не укор – просто анализ и заслуженная пощечина.

— Я не знала, как сказать. Прости, пожалуйста.

— Ты знала, но врала ради вашего… маленького секрета? – Сестра прищуривается и на миг мне кажется, что она вот-вот даст мне пощечину. Возможно поэтому она отступает на шаг и становится рядом с матерью, жестом останавливая ее попытки вытереть с ладоней несуществующую влагу. – Это подло, Ребенок.

— Это любовь, - без заминки отвечаю я. – Прости.

— Мне от твоего «прости» еще гаже. – Нина бросает взгляд на стол с горой подарков и угощений, горько усмехается и выходит.

— Таня, все это… очень неправильно, - укоризненно говорит мама и бросается следом за ней.