Валерия Чернованова - Похищенная, или Красавица для Чудовища [СИ]

— Мне не нужен никто, кроме Серафи! — попробовала настоять на своём девушка.

Но на сей раз её плаксивый тон и расстроенное выражение хорошенького личика не растрогали Аделис.

— Перестань вести себя, как капризный ребёнок, Мишель. Я так решила: до свадьбы Серафи останется здесь, — строго отрубила родительница.

— А потом? — с замиранием сердца прошептала Мишель, втайне ото всех, даже от самой себя, считавшая Серафи близким другом.

Мысль, что она потеряет не только любимого, но и ту, которой доверяла все свои чаяния и сокровенные тайны, болью отзывалась в сердце девушки. Если Серафи последует за новоиспечённой госпожой Донеган в Блэкстоун, они будут редко видеться. А может, и никогда.

— А потом посмотрим, — свернула разговор мать. После чего велела Мишель поторапливаться, напомнив, что поезд отбывает в полдень, а она по-прежнему разгуливает по дому в ночной сорочке.

Всё то время, пока Серафи одевала свою расстроенную хозяйку, сама хозяйка с тоской и затаённой надеждой смотрела на подъездную аллею, окутанную благодатной тенью узловатых кедров. Девушке казалось, что вот по ней промчится всадник, чьи тёмные волосы будет красиво развевать ветер, а благородное лицо будет преисполнено решимости. Разорвать помолвку с одной из сестёр Беланже и попросить руку другой.

Но вместо всадника, стрелой пронёсшегося по аллее, по ней проскрипела коляска, которая должна была доставить Мишель на станцию.

Собирая госпожу в дорогу, Серафи расстроенно шмыгала носом и с тревогой размышляла о том, что с отъездом хозяйки номер два она останется беззащитной перед нападками хозяйки номер один.

— Вам так идёт этот наряд! — восхитилась девушка новеньким платьем госпожи.

Цвета опавшей листвы, оно удачно сочеталось с тёмным приталенным жакетом, ещё больше подчёркивающим тонкий стан первой красавицы графства. Кружевные митенки и маленькая чёрная шляпка, украшенная пером и атласными лентами, завершали образ путешественницы.

Роль которой Мишель совсем не хотелось исполнять.

Расстроенная из-за стычки с сестрой, из-за разговора с матерью, ознаменовавшего очередное её поражение, Мишель на время позабыла о вольте. Вспомнила, уже когда садилась в экипаж. Но Аделис, и без того обеспокоенная из-за того, что они могут опоздать на поезд, не разрешила дочери вернуться в дом.

Казалось, боевой дух покинул Мишель. Она безропотно кивнула и умостилась в коляске. Девушка вдруг почувствовала себя разбитой, безмерно усталой и сказала самой себе, что больше не будет бороться. Зачем ей в поездке дурацкая кукла, когда ей нужен был Гален.

Но Донеган так и не приехал за ней.

Прощание вышло быстрым и каким-то скомканным. Мишель стояла на перроне, держа в руках маленький саквояж, и чувствовала, как сердце в груди — нет, уже не болит — индевеет, чтобы в скором времени превратиться в ледышку, а потом разбиться вдребезги. На тысячи мелких осколков, которые будет невозможно собрать и склеить.

Девушку не покидало ощущение нереальности происходящего. Разве могла она уехать? Сейчас, когда наступал переломный момент не только в её судьбе, но и в судьбе Галена. Мишель не переставала верить, что дороги их жизней в будущем обязательно пересекутся, но, кажется, с последним поцелуем матери и прощальной улыбкой отца вера её оставила.

А следом ушла и надежда.

Шумные потоки людей, точно беспокойные воды Мэйфи — илистой реки, разделявшей владения Беланже и О’Фарреллов, огибали их, ни на секунду не замедляя своего движения. Пассажиры спешили исчезнуть в тёмных зевах вагонов, поторапливаемые гудками готовящегося к отправке поезда.

— Мы будем скучать, милая. — Аделис трепетно сжала руку дочери в своей руке, после чего вложила в раскрытую ладонь, оттенённую кружевом митенки, конверт с письмом, предназначенным для дяди Эмерона. В который раз напомнила о том, чтобы Мишель не забывала им писать, рассказывала о любой мелочи, которая покажется ей достойной внимания и интересной.

«Другими словами, ни о чём», — угрюмо заключила про себя девушка, представляя однообразные дни в обществе родственников.

Даже после того как в сердце погас последний лучик надежды, Мишель продолжала, уже по инерции, скользить взглядом по безликой массе людей, топтавшихся на перроне. А поднявшись по ступенькам, перед тем как скрыться в вагоне, не сдержалась и обернулась.

Выхватила из толпы улыбающиеся, немного грустные лица отца и матери, зевающего во весь рот Бернса — слуги, озаботившегося судьбой дорожного сундука, уже дожидавшегося свою хозяйку в купе. Чуть поодаль Мишель заметила какого-то верзилу, энергично размахивающего шляпой, и пышнотелую даму в ядовито-зелёном капоре, держащую на руках крикливый свёрток — младенца. А за ней тенью двигался…

Мишель вздрогнула, растерянно моргнула. На какой-то миг ей почудилось, будто в толпе мелькнула высокая фигура Галена. Но видение, наверняка спровоцированное желанием ещё хотя бы раз встретиться с любимым, тут же рассеялось. Молодого человека нигде видно не было.

Её попросили не задерживаться и не задерживать пассажиров, что поднимались следом. Вздохнув печально, Мишель из тамбура направилась в своё купе. Уронив саквояж на стёганое сиденье, девушка приникла к окну. И, пока махала родителям и даже, кажется, им улыбалась, пожирала глазами перрон, выискивая среди сонма незнакомых лиц лицо того единственного, который был для неё всем.

Колдунья сказала, она станет для Галена его воздухом, смыслом его жизни. Пока же Гален наполнял смыслом только её собственное существование.

А без него и жизнь будет не в радость.

Мягкий толчок, поезд тронулся, стремительно набирая скорость. До боли закусив губу, чтобы не расплакаться (сидящий напротив мужчина и так бесцеремонно на неё пялился, нечего привлекать к себе ещё большее внимание), Мишель рухнула на сиденье. Прикрыла глаза, чувствуя, как одна непрошенная слезинка всё же сползла по щеке.

— Вот, держите, — настырный сосед зачем-то сунул ей в руку платок.

Девушка шмыгнула носом и изобразила нечто, лишь отдалённо напоминающее благодарную улыбку.

Выдавила из себя:

— Спасибо, — и неловко скомкала платок, из-под опущенных ресниц украдкой разглядывая незнакомца.

Средних лет, коренастый, в сером костюме в клетку и широком галстуке, темневшем на фоне кипенно-белой рубашки. Было в чертах его лица что-то неуловимо знакомое. В низком, чуть хрипловатом голосе. Наверняка тот ещё любитель табака.

— Мы с вами раньше не встречались? — помимо воли вырвались слова.

Мишель мысленно прикрикнула на себя. Матушка пришла бы в ужас, услыхав столь бесцеремонный вопрос, прозвучавший из уст юной леди.