Сара Маас - Королевство пепла

Манона промолчала, переведя взгляд на западный горизонт. Возможно, она заслужила бы эту честь, если бы ей удалось вернуть их в их дом, в котором они никогда не обратили бы внимания на это.

Если они переживут эту войну и все ужасные вещи, которые они должны будут сделать, прежде чем она закончится.

…

Это было нелегко, ускользнуть от тринадцати спящих ведьм и их драконов.

Но Дорин Хавильярд изучал их — их часы, когда они спали очень глубоко, которые можно использовать, когда он будет уходить от их маленького очага и кто будет закрывать рот. Недели и недели, так как он изучал эту идею. Этот план.

Они расположились лагерем на небольшом выступе, где они нашли длинные следы крошанок, укрывавшие их под нависающей скалой, драконы, стены вокруг их кожи.

У него были минуты, чтобы сделать это. Он практиковал уже несколько недель, не издавая звуков своими костями, поднимаясь посреди ночи не более, чем сонный человек, недовольный тем, что он должен спать в холоде. Позволяя ведьмам привыкнуть к его ночным движениям.

Позволяя Маноне привыкнуть к нему. Хотя между ними ничего не было объявлено, их постельные принадлежности все еще оказывались рядом друг с другом каждую ночь. Не то, чтобы лагерь, полный ведьм, предлагал какую-то возможность спать с ней. Нет, для этого они прибегали к зимним голым лесам и снежным проходам, их руки блуждали их голой коже, которую они осмеливались обнажить на холодном воздухе.

Эти минуты были краткими, дикими. Зубы и когти и рычание. Не только от Маноны. Но после дней бесплодных поисков, занятых немногим более, чем ища врагов, охотящихся на них, пока его друзья бились, чтобы спасти свои земли, он нуждался в освобождении так же сильно, как и она. Они никогда не обсуждали это — что их преследовало. Это было прекрасно.

Дорин понятия не имел, кто его создал.

В большинстве дней, если он был честным, он чувствовал себя неважно. Чувствовал себя неважно немногими месяцами, кроме тех украденных, диких моментов с Маноной. И моментах, когда он тренировался с Тринадцатью, и тупая ярость заставляла его продолжать размахивать мечом, продолжать подниматься, когда они сбивали его с ног. Стрельба из лука, ножевая работа, слежение они научили его всему, что он просил. Наряду с твердым весом Дамариса, ведьмин нож теперь висел на поясе. Он был подарен Соррель, когда ему удалось победить каменную Третью. Две недели назад. Но когда уроки были поданы, когда они сидели вокруг небольшого костра (они осмеливались рисковать каждую ночь), он задавался вопросом, могут ли ведьмы вынюхивать беспокойство, которое судорожно охватило его.

Если бы они могли вынюхать, что он не собирался мочиться каждую холодную ночь, когда он пробирался между их постелями, затем через небольшой промежуток между Наринэ, голубой драконихой Астерины и Аброхасом. Он взглянул в сторону, где стояла

Веста, и рыжая ведьма, несмотря на жестокий холод, бросила злую улыбку, прежде чем он зашел за угол скалистого навеса и исчез из виду.

Он выбирал свои часы по какой-то причине. Среди Тринадцати были некоторые, которые никогда не улыбались вообще. Линн, от которой ему все еще казалось, что она смотрит на него, чтобы исследовать его внутренности; и Имоджен, которая держалась в себе и никому не улыбалась. Тейя и Кайя обычно оставляли свои улыбки друг для друга, и когда Фалин и Фэллон, близнецы с зелеными глазами, как другие называли их, улыбались, это означало, что ад вот-вот вырвется.

Все они могли быть подозрительными, если он слишком надолго исчезал. Но Веста, которая беззастенчиво флиртовала с ним, позволяла ему задержаться за пределами лагеря. Вероятно, из-за боязни того, что Манона могла бы сделать с ней, если бы она была замечена, следя за ним в темноте. Ублюдок — он был ублюдком, чтобы использовать их вот так. Для оценки и изучения их, когда они в настоящее время рискуют всем, чтобы найти крошанок.

Но это не имело значения, если бы он заботился. О них. О них, предположил он. Забота не принесла ему никакой пользы. Не дала Сорше никаких милостей.

И это не имело бы значения, как только он отказался от всего, чтобы запечатать Валга. Дамарис был весом в боку, но это ничто по сравнению с двумя объектами, заправленными в карман тяжелой куртки. К счастью, он быстро научился заглушать их шепот, их потусторонний манящий шепот. На большую часть времени.

Ни одна из ведьм не поставила под сомнение, почему его так легко убедили отказаться от охоты на третий Ключ. Он знал лучше, чем тратить время на споры. Потому что он планировал, и пусть они, пусть Манона, считает, что он доволен своей ролью, охраняя их своей магией.

Добравшись до поля, покрытого валунами, который он разведывал раньше под видом бесцельно блуждающего по снегу, Дорин быстро подготовил всё. Он не забыл ни единого движения рук Аэлины в Бухте Черепов, когда она намазала свою кровь на пол комнаты в «Розе Океана».

Но это была не Элена, кого он собирался вызвать своей кровью.

Глава 4, часть 2

Когда снег покраснел от нее, когда он убедился, что ветер все еще относит запах от ведьминого лагеря, Дорин обнажил Дамарис и погрузил его в круг знаков судьбы.

А потом стал ждать.

Его магия прошла через него, и маленького пламени, которое он осмелился вызвать, оказалось достаточно, чтобы нагреть его тело. Чтобы он не дрожал до смерти, пока проходили потоки силы.

Лед был первым проявлением его магии. Он предположил, что должен дать ему какое-то предпочтение. Или, по крайней мере, некоторую защиту. У него не было ничего. И он решил, что, если они проживут достаточно долго, чтобы выдержать жаркую жару лета, он больше никогда не будет жаловаться на это.

Он оттачивал свою магию, насколько мог, в течение этих недель беспощадной бесполезной охоты. Ни одна из ведьм не обладала силой, не выше Всплеска, о котором они говорили ему, который может быть вызван только однажды — и приводящий к ужасному и разрушительному эффекту. Но Тринадцать с некоторым интересом наблюдали, а Дорин продолжал занятия, которые начал с Рованом. Лед. Огонь. Вода. Ледяные угли. Ветер. С снегом попытка оживить замерзшие земли оказалась невозможной, но он все еще пытался.

Единственная магия, которая всегда появлялась по его призыву, оставалась та невидимая сила, способная хватать за кости. Это ведьмы любили больше всего. Тем более, что он сделал это самой лучшей защитой против своих врагов. Смерть — это был его дар. Все, что он мог предложить окружающим. В этом отношении он был немного лучше своего отца. Пламя текло по нему, невидимое и устойчивое.

Они не слышали шепота Элианы. Или Рована и их спутников. Ни одного шепота о том, была ли королева все еще пленницей Маэвы. Она была готова отдать все, чтобы спасти Террасен, чтобы спасти их всех. Он ничего не мог сделать. У Аэлины, конечно, было больше причин, чтобы горевать. Друг и муж, который любил ее. Мужчина, который последовал бы за ней в ад. Королевство долго ждало ее возвращения. Все, что у него было, так это неизвестная могила целительницы, которую никто не помнит, сломанная империя и разрушенный замок.