С. Кинкейд - Императрица

Судя по виду, Гладдик очень хотел, чтобы его обняли. Увы, он обратился не по адресу.

– К чему ты клонишь?

– Я попросил отца помочь Нивени.

Нивени. Я сжала кулаки, вспомнив, как бывшая подруга заманила меня в ловушку. Она сама, не какая-то там голограмма.

– Плевать. Она помогла Пасусу. Он уничтожил ее мир, а она все равно ему помогла.

– Немезида, она не знала о Люмине.

Я с трудом подняла на него глаза:

– Что?

– Когда прошел месяц с вашего отлета, Нивени передала доверенную ей информацию. А потом… просто исчезла. Я по-прежнему жил у ее семьи. Отец Нивени все больше тревожился, и я был готов лететь обратно на Хризантему. Они надеялись, что я наведу справки, найду ее… Ты знаешь, что случилось дальше.

– «Растворяющий туман».

– Пасус несколько месяцев держал ее в изоляции. Убедил, будто выкрал родных Нивени, мол, их жизни зависят от того, согласится ли она помогать. Когда… когда вы вернулись, я наконец смог с ней повидаться. Сказал, что мне бесконечно жаль Люмину, и… Вот тогда я понял, что никто ничего ей не говорил.

– Ох. О нет.

– До того она сказала мне, что… что злится. Нивени пыталась намекнуть тебе, что ее шантажируют. Сказала, подсказка была в послании. Что-то про Дивинию.

У меня перехватило дыхание.

«Сначала главная новость: Примас Дофина мертва. Скончалась две недели спустя после вашего отлета. Не знаю подробностей, но уверяю, рыдала по ней дни и ночи напролет…»

А я-то приняла это за сарказм.

Нивени пыталась мне что-то сказать. Знала: я пойму, что она в жизни не станет оплакивать ту женщину. В глазах потемнело. Я считала Нивени предательницей, что пошла на сделку ради своей Люмины. А с тех пор как узнала про уничтожение планеты, вообще ни разу не вспомнила о подруге – слишком много забот навалилось о себе, о Тайрусе. За всем этим гнев растаял.

– Двое других дьяболиков еще живы. Об их казни не объявляли. Если тебе интересно.

Участь этих двоих меня волновала меньше всего, но Нивени? Она пыталась меня предупредить. Ее надо спасти.

– Гладдик, мне нужно, чтобы ты кое-что сделал. Выясни, когда назначена ее казнь. Передай мне сразу, как узнаешь. Если у тебя есть какое-то влияние, настаивай на внезапной разгерметизации, а не гравитационном прессе. Если все же выберут пресс, срочно говори мне, чтобы я успела повредить гравитационную камеру. Просто я… может, я смогу что-то для нее сделать.

Он кивнул. Судя по широко распахнутым зеленым глазам, Гладдик хотел меня о чем-то спросить, но передумал. Я уставилась на танцоров, и несмотря ни на что ощутила, как в груди расцветает крохотный бутон надежды. Не знаю, смогу ли спасти Тайруса или себя.

Но Нивени моя подруга.

Ее я спасу.

Меня позвали на первое придворное собрание с момента нашего возвращения. Значит, среди нас появится Тайрус. Я наконец-то смогу лично увидеть, как он себя чувствует. Я выбрала платье с глубоким вырезом, что открывал метку Интердикта, и нырнула в море враждебных взглядов в зале.

На возвышении, рядом с троном Тайруса, стоял еще один, поменьше… для будущей императрицы. Я заняла свое место, испытывая мрачное удовлетворение от перекошенных лиц аристократов, от их бессильного возмущения и желчи. Хоть какая-то выгода от сделки с Пасусом.

И наконец…

В зал вошел Пасус. Ярость вспыхнула в моей груди, когда я заметила, что скипетр висит в футляре на его поясе. Следом шли двое слуг и вели под руки Тайруса. Я встала, впилась в него взглядом, ожидая, что он поднимет голову, но увы. Лицо Тайруса ничего не выражало.

Вот почему он не помахал мне в ответ на балу и вообще никак не отреагировал на мое присутствие.

«Верь мне», – попросил он.

Я верила Тайрусу. Однако доверие подразумевало кое-что еще: что он будет в состоянии принимать решения, любые, приятные или нет. Когда император мазнул по мне отсутствующим взглядом, я похолодела: похоже, веналокс оказался сильнее, чем Тайрус рассчитывал.

Он даст мне знак, если это все лишь спектакль на публику. Какой-нибудь крохотный намек.

Тайруса усадили на трон, и его голова без поддержки безвольно запрокинулась назад. Он не повернулся ко мне, руки висели плетьми, словно у марио нетки.

«Тайрус, посмотри на меня», – мысленно заклинала я. А потом позвала вслух:

– Тайрус. Тайрус.

Он повернулся на звук моего голоса, но глаза по-прежнему оставались расфокусированными. Я коснулась его руки, и Тайрус уставился на мою ладонь пустым, потерянным взглядом, который больше подходил ребенку, чем императору.

Из меня будто выкачали воздух. Нам нужен другой план.

– Вы помогли ему, – раздался голос Пасуса. – Теперь уберите руку.

Я, наоборот, усилила хватку.

– Вы же не ждете, что я никогда не коснусь своего жениха?

Пасус подскочил ко мне и яростно зашептал:

– Прикосновения сбивают его с толку. Ты его растревожишь.

– Сколько наркотика вы в него вкачали?

– Достаточно. Убери руку, или я объявлю тебя нездоровой и выведу из зала.

Я ничего не могла ему противопоставить, поэтому, трясясь от злости, отпустила Тайруса. Как приятно было бы ощутить в руке трепещущее сердце Пасуса, посмотреть, как его жизнь утекает сквозь мои пальцы…

Я вжалась в сиденье, зная, кому принадлежат эти мысли.

Безжалостному дьяболику.

Я коснулась солнечной метки, напоминая себе: я человек.

Впрочем, люди тоже совершают злые поступки.

– Начнем? – зычно произнес сенатор фон Пасус.

Затем уверенным движением заложил руки за спину, обвел взглядом присутствующих, грациозно повернулся, будто исполняя пируэт, и пошел к трону Тайруса в церемонном приветствии гранда: три шага, поклон, рука к сердцу, три шага, поклон.

К чему такие сложности? К чему формальности? Сенатор понимал: Тайрус не в том состоянии, чтобы вообще заметить его присутствие или отсутствие. Собравшиеся тоже прекрасно сознавали ситуацию. Пасус подошел к трону, но император смотрел не на него. Тайрус зачарованно пялился на хрустальную люстру, будто впервые в жизни увидел нечто подобное.

Пасус щелкнул пальцами. Дважды. Во второй раз стеклянные глаза повернулись на звук.

– Ваше величество, прикажите мне встать. Как мы тренировались, – тихо напомнил сенатор. – Помните? «Встаньте». «Встаньте».

Тайрус нахмурился и медленно моргнул:

– Встаньте?

Довольный Пасус выпрямился – и на этом участие Тайруса в церемонии на долгое время закончилось, потому что сенатор повернулся к собравшимся грандам и повел речь так, будто он их император. Впрочем, в какой-то момент нахал опомнился, достал скипетр из футляра и плюхнул Тайрусу на колени.

Император озадаченно посмотрел на предмет, а потом снова запрокинул голову.

– Не знаю, что ты поймешь из моих слов, – тихо обратилась я к Тайрусу (да, нас могли записывать следящие устройства, но мне было плевать). – Но мы не об этом договаривались. Тайрус, пожалуйста, если все это лишь игра…