Мария Сакрытина - Не хочу жениться!

— Что вы себе?.. — И так замер с открытым ртом.

Стоящая перед ним девушка была прекрасна. Даже больше — она была ошеломительна. Эрика не оставляло ощущение, что он ее уже где-то видел — во сне, не иначе, но сейчас она стояла перед ним вполне реальная, и ее высокая грудь (куда его взгляд просто не мог не уткнуться) часто вздымалась, а глаза в прорезях маски сверкали.

— Т-танцуем, да? — не своим голосом прохрипел Эрик, не двигаясь с места. Другие пары огибали их, как вода обтекает камень, пока красавица, резко выдохнув, не схватила Эрика за руку.

— Да.

«И голос у нее какой-то знакомый…» — успел подумать Эрик, прежде чем танец захватил его.

А ведь это никогда ему не нравилось: игра света и тени, строго повторяемые однообразные движения, гром музыки. Ничего, кроме головной боли, это не приносило и оставляло стойкое желание забиться куда-нибудь в библиотеку за ряды книг и никогда оттуда не высовываться. И не то чтобы Эрик был из робкого десятка — женщины его скорее расстраивали, чем пугали. Они были… в лучшем случае как матушка: непредсказуемые, властные, себялюбивые, не считающиеся с чужими желаниями. С ними не поговоришь о разнице между упырями южными и северными или о преимуществе сумеречной нежити над ночной. И они уж точно не поймут романтики лунной ночи на кладбище…

А из того возраста, когда женские чары вроде высокой груди и тонкого стана до умопомрачения кружат голову, Эрик уже вышел. По крайней мере, он раньше так думал. Легко было так считать, встречаясь с женщинами на матушкиных посиделках (акулы, мечтающие получить колечко на палец и поводок от Эрика на руку) или в учебных аудиториях (легкомысленные дурочки, которым зачем-то сдался диплом о высшем образовании). Случайные, не попавшие в эту классификацию незнакомки заранее определялись или в первую, или во вторую категорию. Манерные, обязательно прекрасно воспитанные, с выгодой и желанием в глазах. Эрик не любил их.

У его партнерши сейчас в глазах читалось только одно: «Не сделаешь, как я говорю, — пришибу». Эрика это впечатлило — настолько, что он позволил девице себя вести, и она делала это так, будто ничем другим в жизни не занималась. Напористую особу узнаешь за версту…

Правда, танцевать она не умела совершенно. Эрик это понял, еще когда она первый раз наступила ему на ногу, а уж после третьего раза наваждение совсем схлынуло. «Да в самом деле! — досадливо подумал он. — Растекся тут, как подросток».

Он аккуратно, но настойчиво привлек девушку к себе и заставил сделать следующее, правильное движение танца.

Девица в ответ осклабилась и уже прицельно наступила ему каблуком на ногу.

Эрик стойко вытерпел и снова повторил маневр. Девица только что не зарычала и снова поставила каблук не туда.

«Да кто тебя манерам учи-и-ил?! — мысленно провыл Эрик от боли. И тут же удивленно подумал: — Ну совсем как танцующая кикимора». Красивее, конечно, но… кикиморы танцы любили, а избавиться от них только заклинанием было невозможно — навсегда то есть. Разово магия, конечно, действовала. Но потом кикимора обязательно возвращалась и лютовала пуще прежнего. Даже матерые боевики учили, что магия магией, сила силой, а с кикиморой лучше договориться: здоровей будешь и ты, и твой заказчик.

Эрик частенько танцевал с кикиморами, пока еще был зеленым студентом. Эти стервы бородавчатые очень любили «мальчика-одуванчика»…

Хмыкнув, Эрик подхватил девицу, подкинул в воздух, поймал и закружил — быстро-быстро. Она опомниться не успела, как он уже поставил ее, притянул к себе и снова завертел. И еще. И еще.

Девица вырвалась, схватила его за руки, попыталась наступить снова, но Эрик был наготове. В итоге они топтались в центре площади в каком-то совершенно бешеном ритме, изображая, на сторонний взгляд, заморский островной танец. Шаг влево, отскок, вправо, резкий выпад, отскок, снова влево…

А потом музыка кончилась, и Эрик с девушкой остановились — одновременно. Рядом пары кланялись друг другу, а красавица Эрика вдруг хитро улыбнулась.

— Спасибо. Было весело.

— Да, — отозвался Эрик, но, когда девушка повернулась было уйти, не пустил. Наоборот, притянул к себе, прижал, как в танце, только музыки не было. Что это на него нашло?

Девушка подняла голову, улыбнулась. А потом пальчиком осторожно провела по его губам. И сама потянулась к ним, а Эрик, кажется, тоже…

Но поцеловал лишь палец. Длинный, сухой и весь в бородавках.

— Ай-ай-ай, красавчик, что ж ты делаешь? Девочке всего-то шестнадцать, — проскрипела смутно знакомая Эрику старуха. В руке она держала зеленую жирную лягушку. — Даже думать не смей!

Эрик отшатнулся, а старуха, погрозив ему поцелованным пальцем, очень быстро растворилась в толпе.

— Мам, я уже большая, взрослая женщина! — возмущенно квакала Вася.

Ядвига так в руке и несла ее обратно в общежитие. Позади них горел в небе салют, но ни мать, ни дочь это не волновало.

— Да-а-а, конечно, — прошамкала Ядвига. — Но целоваться я тебе запрещаю. Ты еще маленькая.

— Ма-а-ам! А… а вот папа считает, что мне уже детей рожать можно!

— Твой папа идиот, — отозвалась старуха. — И что, милая, ты уже знаешь, откуда дети берутся?

Вася возмущенно расквакалась.

— Конечно! Они вылезают из-под земли, как умертвил, а потом гонятся за приглянувшимися им родителями. Если догонят, то все — придется воспитывать. — И, помолчав, выдохнула: — Что? Мне папа так говорил! Круговорот вещества в природе. А то, что ты про аиста рассказывала, — так это бред, ясно?

— Это тебе тоже папа рассказал? — хмыкнула Ядвига.

— Нет, сама догадалась.

Ядвига расхохоталась. Надувшаяся Вася то и дело обиженно квакала.

— Значит, дочь, сегодня у нас будет до-о-олгий разговор, — подытожила старуха. — О детях, поцелуях и выборе спутника жизни. Можешь мысленно готовиться.

— Мам!

— Надо, Вася, надо.

А следующее утро выдалось хмурым и скучным. А еще холодным и туманным — самое то для утра на кладбище.

— М-м-мам, ты не права, — пробормотала Вася, не открывая глаз. — Я вот думаю… Пфе!

Она сплюнула листья и только сейчас поняла, почему так сильно пахнет гнилью: она лежала на прелом подлеске, рядом валялась чья-то рука, и в ней кишели черви. Вася сонно понаблюдала за ними, потом свернулась клубочком, зевнула и попробовала снова уснуть. Ну не получалось у Васи вставать рано поутру — никогда.

Рядом зарычали.

— Отвали, — пробормотала Вася, отчаянно зевая.

Рычание стало громче.

— А ну цыц! Я сплю! — шикнула Вася.

Рычание и правда стихло.

А через пару мгновений вспыхнуло, бухнуло, и Вася, ругаясь, резко села, схватившись за шею. Подвеска-череп раскалилась, как всегда бывало после сильного выброса магической силы.