Кристина Юраш - Заказное влюбийство [litres]

«Не дыши!» – прошептала Интуиция, глядя на маленькое пламя, которое горело на конце очередной спички.

Это все из-за меня… Он думал, что я сумею предупредить его, если ему будет грозить смерть… Я сказала ему, что мы умрем в один день… А он… Он поверил…

«Прекрати ты, наконец! У меня тут последние три спички осталось!» – выдохнула Интуиция, упорно пытаясь разжечь костер надежды во мраке отчаяния.

В меня все поверили, все думали, что я действительно вижу будущее, а я не смогла спасти и уберечь единственного, с кем я его вижу…

«Так! Предпоследняя попытка! Возьми себя в руки!» – злилась Интуиция, чиркая предпоследней спичкой и следя за огоньком, напряженно затаив дыхание. – Не дышать! Думать о хорошем! Только о хорошем…»

…человеке… Не просто хорошем, а о том, кто внезапно стал безумно дорог…

«Последняя! – прошептала Интуиция, сидя в кромешной темноте. Чирк! На конце спички появился огонек. – Та-а-ак… Еще немного… Повесить могли кого угодно! Под его описание подходит любой мужик, которому наденут капюшон на голову… А вдруг там вообще манекен болтается? А? Или ты думаешь, что кто-то одной «сильной», но безоружной рукой обезвредил и схватил профессионального убийцу? Да убийца таких, как наш Вандамка, десятками на тот свет отправлял! А стража? Кого туда набирают? Так, уважаемые соискатели вакансий, меряем доспехи! На кого впору, тот и стражник! Остальные – свободны!»

Чем темнее и страшней становилось в комнате, тем сильнее разгорался огонь надежды в моей душе. Я тревожно прислушивалась к каждому шороху, замирая и забывая дышать. Показалось… Я медленно и молча тонула в тишине…

Слабый огонек еще трепыхался, освещая беспросветный мрак, но даже он стал медленно угасать… Огонек дернулся в последний раз и погас, а моя рука потянулась к спрятанному кинжалу.

Мне всегда было интересно, кого сдают нервы? «Сдавайте!» – скомандовал стресс в форме СС, направляя на них автомат. Побитые нервы переглянулись, как партизаны, а потом покачали головой: «Не сдадим! Можешь пытать, можешь казнить, но мы не сдадим!» Где-то в подполье сидят Уверенность в Завтрашнем Дне, Надежда и Оптимизм. «Нервы не сдадут!» – шепчет Уверенность неуверенным голосом. «Да, на них можно рассчитывать!» – откликнулся Надежда. Оптимизм молча сидел и сучил веревку, поглядывая на потолок. Может быть, не «кого», а «что»? Что сдают нервы? Картинка поменялась. За столом сидит строгая комиссия: стресс, обстоятельства, неудачи, страх, горе. «Итак, уважаемые нервы! Сдавайте!» Нервы по очереди идут отвечать. «Молодцы! Сдали все!» – похвалила комиссия, а у меня на глазах выступили слезы. Нервы сдают вечный экзамен Жизни. Жизнь предлагала вытянуть билет, я молча протягивала руку и тянула первый попавшийся листок с вопросами.

– Вопрос первый! Почему я? – шептали мои губы. – Вопрос второй. За что мне все это? Вопрос третий. Что будет дальше? Простите, я не знаю ответа… Можно я подготовлюсь, а потом подойду? Или давайте я перетяну билет?

Нет, я, конечно, могла бы ответить, что наверняка в прошлой жизни «накосячила» так, что даже Колесо Сансары заскрипело от возмущения, делая неожиданный поворот. А поскольку Земля еще на месте, я даже представить не могу, что такого могла натворить!.. А вдруг я расплачиваюсь за грехи предков? Судя по всему, исчисление грехов начиналось еще с пещерных времен, когда мой далекий предок, почесывая место отпавшего хвоста, односложно выражая восхищение убитым мамонтом, бросил первый камень в соседнее племя, развязав первую в истории кровопролитную войну. Вполне вероятно, что я прихожусь родственницей всем тиранам и диктаторам?

Через десять минут я собралась с духом, поднялась на помост, таща за собой найденный за домом старый стул. Подул такой холодный, такой колючий ветер, что от одного пронизывающего дуновения я тут же продрогла до кости. Потерпи немного, я сейчас тебя сниму… Сейчас-сейчас… Мои дрожащие руки пилили веревку, пока сердце вздрагивало от боли. Порыв ветра чуть не опрокинул меня вместе со стулом, но я удержала равновесие и продолжила пилить, чувствуя, как на щеках стынут слезы. Ничего-ничего… Ты не будешь здесь висеть… Я не позволю так издеваться над тобой… Нет-нет-нет…

Тело упало на доски, сердце снова сжалось, подпрыгнув до сведенного судорогой отчаяния, горла.

– Прости меня, пожалуйста… – выдохнула я, поджав губы. Я потащила тяжелое тело в сторону пустыря, стараясь выбросить из головы все мысли. Ничего-ничего, сейчас-сейчас… Я задыхалась, надрывалась, отдувалась, но тянула свою ношу по земле изо всех сил, положив сверху на мертвое тело лопату.

Те, кто уверяют, что у отчаяния нет границ, ошибаются. Они просто никогда до них не доходили. У отчаяния есть границы, за которыми начинается пустота, разливаясь лидокаином философского равнодушия по всей душе. В таком состоянии можно спокойно и даже с интересом смотреть на ядерный гриб за окном, прикидывая, сколько в нем мегатонн, созерцать приближающийся к земле метеорит, рассуждая о диаметре будущей воронки, любоваться красотой цунами, определяя на глаз, до какого этажа оно гипотетически достанет. С таким равнодушием можно провожать в последний путь близкого человека, глядя на мертвое любимое лицо. Все вокруг шепчутся, украдкой показывают на тебя, вытирают свои слезы платками. Кто-то рыдает, кто-то убивается, а ты просто спокойно стоишь на границе пустоты и молча смотришь в глаза смерти.

Лопата поддевала землю, а я тяжело дышала, боясь напоследок приподнять капюшон – тайну, покрытую мраком. Наконец-то у меня хватило смелости! Дрожащей рукой я сдернула черную ткань и тут же закрыла обратно, понимая, что даже распухшие звезды шоу-бизнеса, сфотографированные в процессе неудачной пластики, выглядели намного симпатичней. Лицо было изуродовано, изувечено, черты его были почти стерты.

С минуту я пыталась снова взять себя в руки, кусая губы в беззвучной агонии, в надежде снова вернуться на границу пустоты.

Под ногами комьями осыпалась земля свежей могилы, в которую я бережно стаскивала тело. Вот и все… Покойся с миром… Я долго стояла, опираясь на лопату и глядя в черную бездну, покуда луна, желтая-желтая, как головка сыра, не выглянула из-за темных туч.