Диана Хант - Дочь дракона

— Тебе придется привыкать к новым традициям, — нахмурившись, сообщил Исам.

— Это возмутительно! — поддержал его Кеншин. — Женщине следует проявлять больше уважения к драконам!

— Эй! — осадила их обоих. — Еще немного и будете Иса и Кеша! Этого хотите?

Судя по нахмуренным бровям, сжатым в линии губам и пылающим недобрым пламенем глазам, хотели драконы вовсе не этого.

— Отличненько, — подытожила я, пока они снова не рассвирепели. — Теперь моя очередь. Зовут меня Александра. Кто-то зовет Сандрой, кто-то Сашей, Сашуней, Сашулечкой, кто-то Ташей. Ташей, пожалуй, зовут чаще всего.

— Тебя зовут Ташей, — сказал Исам. — Потому что твое имя Таши.

— Таши? Не Таша? Вы уверены?

— Уверены, — нехотя ответил брюнет. — Таши означает живопись.

— Чудно, - сказала я и пояснила драконам: — Всегда была в восторге от живописи, особенно от японской.

Блондин улыбнулся, и на этот раз не обидно, а как-то нежно, что ли, и у меня сразу колени ослабли. Поэтому я излишне торопливо проговорила:

— Теперь, когда мы так чудесно познакомились, можно топать в дом, или что там у него, моего отца.

На меня посмотрели даже как-то с жалостью.

— А что не так? — поинтересовалась я. — Сейчас-то что такого сказала?

— Женщины, — буркнул Кеншин, и Исам, судя по поджатым губам и кривой ухмылке, был с ним солидарен.

— Так, вы опять? — воскликнула я, но договорить мне не дали.

— Мы не в Огненном дракарате, принцесса, — пояснил Исам. — Мы в двух днях пути от священной горы Такэхая Сусаноо-но Микото.

— Да это я поняла. Как и то, что вам здесь не нравится, — заверила я их.

Оба подняли очи к небу, а я обиженно пробормотала.

— Сами сказали, что у нас большие неприятности.

На этот раз на меня посмотрели внимательнее, а потом еще понимающим взглядом обменялись. Мне эти игры в гляделки из серии «небо, до чего же она тупая!» надоели, и я добавила:

— А если неприятности, чего теперь кипиш наводить? Драпать нужно отсюда!

— Драпать? — переспросил Кеншин.

— Ну да, драпать, — ответила я. — В смысле тикать.

— Тикать? — переспросил Исам.

— Господи, да какие ж вы непонятливые-то! — вскипела я. — Драпать, тикать, валить, драть когти, идти отсюда, ножками, топ-топ, топ-топ.

Для пущей убедительности я ножками затопала.

На меня посмотрели со смесью недоумения, жалости и нежности. Я фыркнула.

— Ты не понимаешь, принцесса, — сказал, наконец, Исам. — Драпать не получится. Это же гора Такэхая Сусаноо-но Микото!

— Ну и что, что гора Такэхая Сусаноо-но Микото? — старательно выговаривая каждый слог, спросила я. — Всего делов, значит, идти не к горе, а от нее. Вон, равнина какая красивая! А вы здесь мнетесь, и меня, между прочим, задерживаете!

— Горя Такэхая Сусаноо-но Микото не отпустит от себя, — хмуро сообщил Кеншин.

Я посмотрела на гору, на ало-золотой храм на вершине, на фоне синего, бездонного неба… над храмом сделало круг что-то огромное и крылатое.

На вершину этой горы хотелось смотреть и смотреть, не отрывая глаз. Нечеловеческим усилием воли я все же отвернулась.

— Ну, вас она быть и гипнотизирует… — пробормотала я. — Что же до меня…

— Драконы не подвержены гипнозу, — перебил меня брюнет.

— Ну не гипноз значит, — тут же нашлась я. — А социально-культурные обуславливающие факторы.

— Что? Какие факторы? — спросили у меня уже одновременно.

Я вздохнула, нехорошо улыбнулась Кеншину, мол, помню-помню, как ты меня дурой назвал. Судя по поджатым губам Кеншина, он почти об этом жалел. И вот мне это «почти» не нравилось.

— Ну, — протянула я с умным видом, старательно копируя интонации нашего философа. — Вы воспитывались там… у себя… в дракаратах… в почтении к всяким священным горам, а я нет. На меня не действует. Так что я пошла.

С этими словами я поудобней пристроила лук, поправила колчан за спиной и ринулась наискосок через поле, под спасительную сень деревьев. Потому что солнце было уже довольно высоко, и припекало.

— Принцесса! — раздалось сзади злое.

— Подожди!

— Не смей ходить здесь одна!

Ага, остановилась, как же. Судя по сопению сзади, которое вскоре меня нагнало, эти двое за мной пошли. А судя по звукам подпрыгивающих на рытвинах колесиков, Кеншин мой чемоданчик с книжками не бросил, что не могло не радовать.

Путь через поле, по которому еще недавно бежали странные существа, похожие на лошадей и слонов одновременно, занял куда больше времени, чем мне поначалу представилось.

По дороге эти двое молчали, а мне первой заговаривать не хотелось. Я так и чувствовала на себе их взгляды, и, сжав зубы, обещала пытавшимся бунтовать гормонам кузькину мать, если сейчас же не прекратят.

Надо отметить, в мир я попала фантастический.

Буйство красок могло сравниться разве что с буйством запахов и звуков. Над бутонами цветов порхали бабочки всевозможных расцветок, с яркими узорами на полутораметровых крыльях.

Время от времени ветер швырял в лицо странными семенами: словно фигурки младенцев на парашютах-одуванчиках. Одно из таких семечек я поймала в ладони, сложив их лодочкой, и, прижав к уху, расслышала нежную трель, что раздается из-под пальцев. Кеншин, заметив мой интерес, пояснил, что это семена мандрагоры. И добавил, что писк взрослых растений способен надолго оглушить, а вот семена поют еле слышно и даже приятно, особенно для чувствительного женского ушка.

Возмущенная, больше от буйства гормонов, чем от наглости дракона я осторожно раскрыла ладони и выпустила из рук семя мандрагоры, которое, оказавшись на свободе, зазвенело громче, победно.

Я не переставала крутить головой по сторонам и восторгаться красками этого мира.

Цветы, особенно пионы, источали самый дивный аромат, который доводилось слышать, а трель невидимых птиц, которые порой вспархивали прямо из-под ног, очаровывала. Проследив взглядом очередную птицу, которая вспорхнула прямо у меня под носом, что заставило отшатнуться, а этих двоих по бокам нагло захихикать, я отметила, что перья у певуньи нежно-голубые, а хвост и маховые — ярко-бирюзовые.

— Вот почему этих птиц не видно в траве! — наставительно возвестила я этим двоим, подняв палец вверх, отчего они обидно закивали.

Исам принялся рассказывать про того самого Такэхая Сусаноо-но Микото. О его чудесном рождении из капель воды, которыми бог Идзанаги совершал омовение. О том, что отец подарил сыну море, отдав водную стихию в его полное распоряжение. Но Такэхай Сусаноо-но Микото не принял дар отца, возжелав удалиться в страну своей матери, Нэ-но катасу куни.

При этом блондин бросал на меня такие взгляды, что по телу словно бегали электрические искры. Я с таким вниманием слушала сказания драконов, что второй дракон тоже не выдержал, принявшись тут и там исправлять блондина и дополнять его рассказ деталями.