Диана Хант - Дочь дракона

Я оказалась в прекрасном подводном городе, с чудными постройками из розовых кораллов, вымощенными голубым и белым камнем дорожками по дну, с чудными водорослями-деревьями, и поменьше, пышными, кустарниками. Между колышущихся листков резвятся разноцветные рыбки, которые в этом мире должно быть, заменяют птиц. Все выглядело волшебным и вместе с тем настоящим, и было так светло, что я невольно попыталась прикрыть наготу.

Русалки мельтешили вокруг, они больше не пели, но говорили все разом и непонятно было, что они хотят.

А потом легкие сдавило, и я вспомнила, что давно не дышала. Навалилась паника, захотелось вдохнуть так сильно, как никогда. Я поняла, что даже если оттолкнусь от голубой плитки изо все сил, все равно не успею всплыть на поверхность.

Очарование песней русалок внезапно покинуло. Их одинаково улыбающиеся красивые лица стали пугающими, отталкивающими. Я отчаянно забила руками и ногами, пытаясь всплыть. Я решила бороться за жизнь до конца, путь и не суждено вдохнуть еще хотя бы раз. В глазах потемнело, но я успела заметить, как та самая русалка, которой помешала смыть в воду фею, приблизила лицо к моему.

Что-то прохладное и мягкое коснулось губ, а в легкие ворвался столь необходимый воздух. В глазах посветлело, подводный мир снова обрел краски и четкость. Русалки увлекли меня в свой танец, и, опьяненная глотком воздуха, я поплыла с ними меж коралловых колонн и арок, играя в какую-то странную чехарду. Когда в глазах снова начало темнеть, еще одна русалка вдохнула в губы столь необходимый воздух.

«Они играют со мной, — пронеслось в голове. — Им надоест — и расплывутся, а я останусь одна».

Но у меня не было выбора, я вынуждена была подчиниться мимолетному настроению русалок. Их игра все больше пугала, но каждый поцелуй пьянил, и я носилась вместе с ними друг за дружкой снова и снова.

Поцелуи русалок становились все реже, то одной, то другой надоедало резвиться, и она уплывала. Кто устремлялся к поверхности, позабыв взять меня с собой, кто-то исчезал в зарослях водорослей или среди коралловых колонн.

Когда в глазах потемнело в очередной раз, и спазмы, сжимающие легкие, все не проходили, я поняла, что осталась одна. Осознание, что это конец, и притом несправедливый конец, заставляло барахтаться, бить руками и ногами, пытаясь всплыть, но тело внезапно стало тяжелым, а руки и ноги — непослушными.

И тут меня снова поцеловали. Но губы были не прохладными и равнодушными, как у русалок, а горячими и требовательными. В легкие поступил спасительный воздух, в глазах прояснилось, и я увидела перед собой лицо Исама.

Белые волосы дракона облаком поднимались над его головой, извиваясь под водой, как водоросли. Взгляд Исама был испуганным, встревоженным, но стоило мне слабо улыбнуться ему в ответ, как стал злым.

Обхватив меня одной рукой за талию, а второй помогая себе, он принялся подниматься, время от времени приникая к моим губам в поцелуе.

Голова кружилась, тело было странно легким, но каким-то непослушным. Словно сквозь пелену пришло осознание, что беловолосый дракон спасает меня. Я обхватила Исама руками и ногами, прижимаясь так крепко, как могу. Рука дракона, поддерживающая меня, задрожала. А когда поняла, что что-то горячее пульсирует у бедра — покраснела бы, если бы могла.

В затуманенном сознании мелькала одна мысль: Исам спасет меня.

Не понимая, что делаю, чуть подтянулась и прижалась к губам дракона в робком, но настойчивом поцелуе. Показалось, несмотря на то, что мы находились под водой, из груди Исама вырвался стон, а меня прижали к себе так крепко, что будь это над водой — задохнулась бы. Сейчас же сознание и так было затуманено долгим отсутствием кислорода.

Время от времени Исам припадал к губам в поцелуе, делясь драгоценным воздухом. Какими-то остатками разума я сообразила не выдыхать его, а возвращать Исаму. Так, гребок за гребком и деля один воздух на двоих, мы приближались к поверхности.

То и дело вокруг скользили русалки, лепеча, что не наигрались и вообще, вместе играть веселее. Но стоило им затянуть свою песню, от которой у меня, подозреваю, помутилось в глазах, Исам нахмурился и погрозил хвостатым кулаком. Те тут же прекратили, но продолжали плавать вокруг и что-то говорить, правда, ближе подплывать не решались.

Когда вместо водяной пленки лицо облепил воздух, а затем ворвался внутрь, такой желанный, такой необходимый, в голове вспыхнуло и я потеряла сознание.

Пришла в себя от горячей волны, разливающейся от низа живота и омывающей все тело. Я слабо застонала и поняла, что меня трясут за плечи.

— Таша, — звал тихий бархатный голос. — Таша! Очнись!

Еще до того, как прийти в себя я знала, кто меня будит.

— Исам, — прошептала я, и, обняв дракона за шею, припала к его губам в поцелуе.

Поначалу он замер, словно вот-вот отстранится, а потом впился в мои губы с таким неистовством, что я даже не знала, что так бывает. Мускулистый торс накрыл мое тело, расплющив грудь и мы оба застонали. Только мой стон был протяжный и какой-то нежный, что ли, его — короткий и больше на рычание похожий. Горячие ладони заскользили по телу, рождая волны жара и вынуждая выгнуться дугой.

Но стоило мне притянуть его к себе еще крепче, как Исам отпрянул от меня, скатился на землю рядом, тяжело дыша, а затем перехватил мою руку прямо в воздухе.

— Таша! — позвал он громче, но голос его звучал как будто издалека. — Принцесса Таши! Саша!

В голове стало понемногу проясняться. Внезапно осозналось, что я лежу рядом с мужчиной абсолютно обнаженная и при этом недвусмысленно ищу его ласки. Мамочки!

Я подпрыгнула, усаживаясь и закрывая ладонями грудь.

— Наконец-то! — облегченно воскликнул он, но мне показалось, что была в этом облегчении еще и досада.

— Игры с русалками опасны! — сказал он, тоже поднимаясь. — Очень опасны! Я мог не успеть, принцесса!

А мой взгляд вниз скользнул, и, стоило увидеть, что Исам, в отличие от меня, белья не снял, как я так раскраснелась — хоть спичку о щеки зажигай!

Блондин тоже скользнул по мне взглядом, затем шумно сглотнул и отсел.

Я осмотрелась — нас от всего мира отрезало покрывало светящихся ивовых веток, и это было очень красиво, но все же стыдно. Потому что светло все же было, как днем, и даже хуже. Днем оно все как-то приглушенно, а тут, в таинственном неоновом свете, на теплой, прогретой за день, земле все как-то чувственно что ли было… И таинственно, сверх меры, что эту самую чувственность только усиливало.

Проследив мой взгляд, дракон проговорил:

— Мы на острове. Сюда ближе было.

А до меня как-то медленно-медленно происходящее доходило, словно по чайной ложке. Я вспомнила, как целоваться к нему лезла, пока он меня спасал, как на берегу прижималась так, словно он и есть для меня воздух, как горела от его прикосновений и поцелуев…