Елена Кисель - Сердце Крона [СИ]

− Без толку. Знаете, вы бы лучше занялись делом. Ну, у Зевея, что ли, спросили бы, что такое Сердце Крона, может, он знает, папа все же, что вы зациклились на этой дурацкой драке, как будто тут что-то можно еще исправить!

И я в сердцах хлопнула ладонью по столу. Ножки стола хрустнули и подломились. На полированной твердой столешнице остался вдавленный отпечаток ладони. Йехар каким-то чудом успел подхватить с падающего стола плошку с эликсиром.

− Двенадцать часов, − сообщил алхимик торжественно.

− Только не играй ни с кем в щелбанчики, − прибавил Эдмус с опаской.

Пока я снаряжалась и собиралась (точнее, обмазывала всю себя черной, но действенной гадостью и передергивалась от ощущения катающихся по телу ёжиков), остальные решили последовать моему совету и отправились пытать Зевея с Гээрой. Судя по тому, что физиономии Йехара и Веслава так и не прояснились, когда я выходила на арену, – особых результатов разговор не дал.

Арена была за дворцом, на порядочном удалении и от него, и от самого города, так что в зону обстрела Нефоса она не попала. Не слишком просторная: жертве полагалось драться, а не изматывать своего потенциального убийцу перебежками. Круглая. Посыпана песком. Вокруг, разумеется, трибуны, на трибунах в основном мужчины разных возрастов. Впрочем, их лица для меня были смазанными от волнения, так что я не очень вглядывалась. Вроде бы на меня смотрели с сочувствием. Вроде бы, перешептывались по поводу моего варварского наряда (все виды местных хитонов я отвергла, пользуясь статусом гостьи, и теперь красовалась в джинсах и зеленой футболке). Вспомнилось, как Гээра рассказывала, что, когда царица начала устраивать свои кровавые игрища, большинство жителей города – те, у кого были красивые жены или дочери − срочно поменяли место жительства. Но не все, и тут невольно возникает вопрос: а почему эти любители античной красоты не защитили тех, кто уже оказался на арене? Или стража тут из другого теста и безразлична к красивым девушкам? Или они так верны своей царице? Или она наплела им что-то про волю богов? Или все-таки максимум, на что они способны, – посочувствовать той, кого привели на мучительную смерть на арене?

Не поймите неверно, это я не про себя. Хотелось верить, что мне-то ничего подобного не грозит.

Остальные трое из Дружины – Бо все еще принимала подношения пегаса − сидели неподалеку от Арсинойи и царицы. По краям арены жалась стража, которой полагалось оттащить мое бесчувственное тело в сторону. Вид у стражников был далек от положенного бравого, под медными шлемами таился страх. Наверное, в пылу битвы от бешеного Афродита частенько прилетало и охране.

За дверями на противоположном от меня конце арены уже нетерпеливо металось что-то, что по общим очертаниям и звукам больше напоминало Минотавра. А Алгена почему-то не торопилась давать сигнал к началу битвы. С негодующим видом царица выкрикивала в лицо преклонившему перед ней колени слуге:

− Как смеешь ты мне лгать? До срока хочешь сойти в Эйд за покоем? Должна я поверить, что моего гонца избила безумная кентавресса?

− Она кричала, что ненавидит мужчин, − робко пискнул слуга, у которого рука висела на перевязи.

Йехар в переднем ряду послал Веславу убийственный взгляд. Алхимик отодвинулся с видом, говорящим: «Ну, переборщил немного… с кем не бывает».

Я так увлеклась наблюдениями за этой парочкой, что не заметила, криков с трибун. Потом поняла, что кричат это мне и кричат буквально следующее: «Берегись!» − и сообразила, что пропустила сигнал к началу боя. Но было поздно.

Что-то слегка стукнуло меня в плечо, я чуть повернулась и встретилась глазами с огромным, безобразно увитым лоснящимися мускулами, детиной, лицо которого было словно вылеплено из двух разных кусков глины. Большие глаза с огромными ресницами, чистый женский лоб, изящный носик – и тяжелый квадратный подбородок вкупе с жесткими бойцовскими губами. Плюс бычья напряженная шея. «Дыхание Геракла» точно имело свои побочные действия.

Гермафродит нетерпеливо рявкнул и слегка пнул меня в голень. Взревел (при этом раздувая тоненькие женские ноздри, а вот голос у него был самый бойцовский, помесь Минотавра с Немейским львом), вскинул победно руки, потом посмотрел на меня и шуметь прекратил. Трибуны почему-то замерли.

Я стояла на арене, не пыталась защищаться и мучительно прижимала руки ко рту. Розовое масло! Я ненавидела его, как булгаковский прокуратор Понтий Пилат, вернее, я ненавидела запах роз с детства, вот ландыши или сирень – совсем другое дело, но я не об этом, я о том, что этот гад с двойной сущностью был просто пропитан розовым маслом! От волос до леопардовых шкур, в которые он задрапировался. Нет, ладно бы смазал себе мускулы оливковым, или каким они там жиром пользовались, чтобы лучше выкручиваться из захвата, но почему именно розы?! Дает о себе знать женская сущность – так это в недобрый час, потому что сладкий запах, который шел впереди него, мог свалить меня похлеще, чем он сам. А в сочетании с самим видом Гермафродита аромат розового масла… о, мой бедный желудок!

Наверное, мне полагалось уже валяться на арене и вопить от боли, а не бороться с дурнотой, показывая при этом противнику жестами свободной руки: мол, я сейчас, подожди, только в себя малость приду… Но мне на эти условности было глубоко бл… плевать мне на них было! Я стояла, глаза у меня закатывались, и мой желудок упрямо просился на волю, под греческое солнышко.

Гермафродит выбросил перед собой кулак и на сей раз смазал меня по скуле. Тоже почему-то легонько, будто играл, удара я почти не почувствовала, но стало еще хуже: запах розового масла с его приближением только усилился! Теперь я прижала ко рту обе руки, да еще и согнулась; противник треснул по спине – все равно, что погладил, − но больше ликующих воплей не испускал и даже косился на меня с неприкрытой опаской. С трибун не доносилось ни единого звука, кроме разгневанного голоса Йехара: «Что с ней? Что с ней, я тебя спрашиваю, ведун?» − и панического веславского в ответ: «Да мне-то почем знать?!»

− Стань прямо, чтобы я мог тебя убить! – тонким женским голоском потребовал Афродит. Значит, разговаривать все же умеет, не только реветь.

− Буль… − отозвалась я и еще больше согнулась. – Уйди, оно… плохо мне, не видишь, что ли…

Может, я сказала это по-русски, или сказала невнятно, или «оно» вообще не понимало просьб, но только вместо того, чтобы подождать, пока я справлюсь со своей дурнотой, мой противник подскочил ко мне вплотную и изо всей силы ударил… в живот, вы только подумайте!

Это был единственный удар, который я в тот момент могла почувствовать.

Сила этого удара должна была меня отбросить на несколько метров и вмять все органы, которые под него попали, в позвоночник. Но сейчас на моей стороне был «Эффект Медеи», так что действие оказалось менее разрушительным, но не менее страшным. Хорошо, что успела отнять руки ото рта.