Любовь Черникова - Из-за грани к мечте [СИ]

— Пасита, нет!

Поморщившись, одними губами он ответил: «Прости!», испытав легкий укол совести.

— Ну ты и здоров! Киррана-то полегче будет. Забирайся уже на спину, амбал! Несподручно лететь, — проворчал Могута. — Первый и последний раз, когда я допустил подобное!

«Что-то не заметил, что ты, кобель летающий, сильно напрягся» — подумал тин Хорвейг, но вслух спросил, осматриваясь по сторонам:

— Где мы?

Размеренные взмахи мощных крыльев, тем временем поднимали их все выше и выше — из бушующей бури в покой.

— В межмирье.

Пасита немного помолчал, осознавая и окунаясь в нахлынувшую точно прилив память.

— Ты сказал, «твои девочки», кого ты имел ввиду? — спросил он хрипло.

— Киррану тин Даррен конечно. И твою дочь, бракоделище.

Закончив рассказ, тем, как я сюда попала, всмотрелась в танец языков пламени. Вдруг они на мгновение взметнулись вверх до самого потолка, сменив цвет на голубой, точно огонь в глазах тин Хорвейга, и рассыпались мерцающими искрами.

— Можешь задать вопрос, что так тебя волнует. Но выбери только один, — предложила очутившаяся рядом Хозяйка приюта.

То, что казалось таким простым, вдруг стало неимоверно сложно сделать. Спросить, жив ли Пасита? Смогу ли я ему помочь? И чем, если вместо того, чтобы что-то делать, рассиживаюсь тут и точу лясы? Я вдруг осознала, что умру, если ответ окажется не тем, какой я приму.

— Но ведь есть и другой вопрос, — мягко намекнула Хозяйка, помогая определиться.

— У меня правда будет дочь?

Пламя снова колыхнулось навстречу, затягивая точно сон. Только теперь это было иначе, чем в первый раз. Я будто стала незримым призраком, что наблюдает со стороны за чужим-своим счастьем…

Вот той счастливой мне подают новорожденное дитя. Будто издали доносится первый крик…

Сосущий грудь младенец, смотрит сияющими, как принято у Защитников, глазенками…

Бежит светловолосая девчушка зим пяти. Растрепанные косички скачут по плечам, грозно хмурятся брови, и палка в руке явно тотчас будет пущена в ход…

Босоногая девочка постарше скачет верхом без седла, точно сливаясь с конем в единое существо. С трепетом в сердце узнаю Ярого…

Девушка с распущенными волосами ниже талии, обнимающая широкоплечую фигуру, и переминающийся поодаль статный парень — но все как-то смазано, никаких лиц… Сердце отбивает набат, я едва могу дышать. Вдруг она отстраняется и смотрит через мужское плечо, точно заметив меня. Смотрит и настороженно хмурится, а я впервые вижу, как знакомые черты, мои и его, странно переплелись, создав совершенно новый облик, только цвет глаз остался прежними — холодная серая сталь, что может загораться огнем…

Все прекратилось разом. Тяжело дыша, будто ныряльщик, ошалевшим взглядом я обвела помещение, по очереди встречая настороженные лица присутствующих. Безмятежно умывается черная кошка. Ее хозяйка, загадочно улыбаясь, смотрит на меня, склонив голову набок. Понимаю, она увидела все то же самое.

— Похоже, тебе уже пора.

С опаской кошусь на кубок, из которого едва успела отпить. Поднимаюсь и дрогнувшей рукой ставлю его на ближайший столик. Неловко вышло, он упал. Мгновение наблюдаю, как на пол капает вино, как когда-то давно в прошлой беззаботной жизни…

Внутри полыхает пожар, нет никакой мочи оставаться на месте. Слова не идут, вместо них просто кланяюсь в пол — сразу всем — и стремглав бросаюсь к двери. Та, как ни странно, не заперта и с легкостью, выпускает наружу. Сходу срываюсь на бег, стремительный, до колотья в боку, до жара в груди. Но не тягостный, а радостный и легкий, будто к матери в объятия торопиться дитя.

Щебет птиц, прохлада, вокруг встают стеной березы… Я и не заметила, когда изменилась местность вокруг. Скала впереди и отколовшийся от нее в незапамятные времена большой камень. На нем ко мне спиной сидит мужчина, одетый в непривычную зеленую рубаху, каких я отродясь не видывала. Он бросает камушки, и каждый трижды отскакивает от гладкой поверхности, прежде чем уйти под воду…

Ки… Керун! Я же у Девичьих купален!

Хочу окликнуть его, но во рту пересохло. И мнится, повернись он — я тут же сомлею. Его спина напрягается, он тоже чувствует мое присутствие. Замирает на миг, прежде чем медленно повернуть голову. Поднимается на ноги, не сводя с меня напряженного взгляда. Крепче сжимает челюсти, до хруста стискивает кулаки. Затем делает странное движение головой, и тут замечаю, как странно блестят его глаза.

Резкий звук вырывается из горла. Это что это, я?

— Кир-ра, — хрипло рычит Пасита, выговаривая мое имя так, как может только он.

Это словно разбивает сковавшие меня незримые кандалы. Шаг. Другой. Бегу навстречу, не в силах поверить в счастье.

— Жив! — не шепот, мышиный писк на грани слуха.

Не могу наглядеться. Не могу надышаться.

Сильные руки одновременно крепко и бережно заключают в объятия, закрывая от бед и невзгод. Разделяя жизнь на до и после…

— Кира, девочка моя. Любимая, ненаглядная, моя жизнь, моя душа, мой свет, — шепот обжигает макушку, заставляя улыбаться, несмотря на катящиеся градом слёзы.

Молчу затаившись, наслаждаясь крепостью его тела. Родным запахом, что сводит с ума и будит внутри женщину. Плавлюсь от тепла ладоней, что гладят спину. Дурею от силы, что наполняет иссушенные смертным боем потоки, точно талая вода ручьи по весне. Глаза тин Хорвейга светятся знакомым голубоватым огнем. Он отстраняет, чтобы бережно заключить мое лицо в ладони. Проводит большим пальцем по нижней губе и долгий миг смотрит прямо в глаза.

Не выдержав, сама тянусь к нему, больше всего на свете желая ощутить вкус его губ, чтобы окончательно поверить, что все это не морок, не бред умирающего тела. Убедиться, что все на самом деле. Желание, приправленное любовью и силой, поглощает нас с головой. Остановиться нет мочи, да и незачем. Перед богами мы уже связаны на веки, я и так ношу под сердцем его дочь…