Анна Сокол - Табель первокурсницы [litres]

– Это не так! – выкрикнул он.

Отец поднял бровь, а старая Грэ продолжала хихикать. Она вообще на редкость жизнерадостная жрица, ну или полоумная, как иногда отмечал шепотом Илберт. Ребенок на руках у матери наконец-то замолчал.

– Я могу объяснить!

– Так объясняй, – хмыкнул папенька, а я поняла, что все еще сжимаю в руке кол, с непонятной целью направляя его в сторону жениха.

Хоторн оглянулся на подступающих со всех сторон рабочих, на презрительно смотрящего управляющего, по сути дела мало чем сейчас отличающегося от подчиненных, на женщин, которые с тревогой поглядывали на своих мужей, на любопытных детей, радующихся, что им разрешили провести под открытым небом вторую ночь, на поджавшую губы матушку и на молчащего отца. Граф Астер не собирался облегчать жизнь графу Хоторну. Сокурснику придется испить эту чашу до дна. Или убраться из графства, поджав хвост, и никогда не вспоминать о помолвке с Ивидель Астер. Со мной.

Ничего не имею против.

На несколько секунд «жених» закрыл глаза, и я поняла, насколько он устал, насколько вымотан, ведь Мэрдок – обычный парень старше меня на год, пусть и закованный в броню звучного титула, броню, которая обязывает ко многому и не позволяет сгибаться. Мы все знаем, насколько она тяжела и неподъемна. Она может стать опорой, а может и потянуть на дно.

Я думала, что он «утонет». Развернется и молча пройдет сквозь строй шахтеров. Это позволило бы мне с полным правом развести руками перед богинями. Нельзя заставить жениться того, кто сам этого не хочет.

– Вы знаете, как погибли мои родители? – вдруг спросил он, не открывая глаз. – Должны знать.

– Авария на дирижаблях, – ответил папенька. – В Эрнестале тогда погибли многие.

– Да. – Сокурсник посмотрел на отца. – Но немногие потеряли все. Воздушная компания, что организовала ту злосчастную прогулку, принадлежала отцу. После его смерти Хоторны разорились. Хотя что там осталось от Хоторнов, только я да Грэн, он дальний родственник моей матери, но не по крови, муж двоюродной сестры.

– А как же серая? – спросила я. – Аннабэль Криэ?

– Она из Стентонов да к тому же отреклась от рода. – Сокурсник бросил на меня внимательный взгляд.

– Ближе к делу, – поторопил отец. – Я хочу знать, почему ты, именно ты, а не твой опекун, приехал сюда.

– Хоторны – банкроты, – через силу произнес Мэрдок. Один из шахтеров закинул в рот кубик жевательного табака, словно эта история успела наскучить ему еще пять минут назад. Его бедность и бедность графа сильно отличались друг от друга. – Все, что мне осталось, это крохотное поместье, передающееся в роду по женской линии. Если бы у меня была сестра, то… – Он развел руками. – Но ее нет. Никого нет. По завещанию я не могу до рождения дочери трогать ни само имение, ни тот стабильный, пусть и небольшой доход, что оно дает.

– Я сейчас расплачусь, – прокомментировал управляющий, а рабочие закивали. Многие из них знали, что такое нужда, и эта нужда измерялась не имениями, а тем, будет у них сегодня ужин или нет.

– Не стоит, – холодно ответил Хоторн. – Приберегите слезы для тех, кто в них нуждается. – Он снова посмотрел на отца и пояснил: – Я не могу тратить этот доход, но я могу перемещать его между семейными предприятиями. Если они у меня есть. Или, к примеру, есть невеста, у которой они имеются. Это считается перемещением «внутри семьи» и не требует разрешения опекуна.

– То есть ты хочешь… – Отец поднял бровь.

– Если вы оставите помолвку в силе, я хочу вложить то, что у меня есть, в судоходную компанию Астеров.

– Насколько я знаю, это не отменит ни опекунства, ни запрета распоряжаться доходом, – пояснил папенька.

– Знаю, но к тому времени как я окончу Академикум, на счету будет лежать несколько сотен золотом и мне не придется просить милостыню. Вот в чем моя корысть.

– Маг земли и милостыня – это смешно, – прокомментировал управляющий.

– Так, молодой человек, – вздохнул отец, – отправляйтесь в Корэ и как следует обдумайте все, а завтра обсудим на свежую голову.

Мэрдок помедлил, но, поняв, что ничего другого от отца сейчас не дождется, медленно пошел к конюшне.

– И передайте своему опекуну, что мы будем рады принять его в Кленовом Саду в любой день и даже предоставим комфортабельные апартаменты в подвале замка, – продолжил папенька. Парень едва не споткнулся. – Вы, – граф Астер указал на рабочих, – расходитесь по домам, с утра начнем разбор завалов. – Рабочие недовольно зашептались, оборачиваясь на Волчий Клык. – И тем, кто не побоится прийти на рассвете, я заплачу двойное жалованье. – Недовольный ропот тут же сменился одобрительным гулом. – Жюст, – это уже управляющему, – найди мне хорошего следопыта-мага. – Мужчина кивнул. – Ивидель…

Я подпрыгнула на месте.

– Ради Дев, отдай мне этот кол и иди в дом, – приказал отец.

– Но я хотела… хотела сказать…

– Скажешь, – с нажимом проговорил папенька, меня он публичной исповеди подвергать не собирался и повторил: – Иди в дом.

Мрамор пола давно потрескался, хотя остался таким же гладким и зеркально отполированным. Он был похож на мозаичное панно, выложенное под ногами одним из мастеров древности, что почти соответствовало действительности. Отражающиеся в нем колонны казались опутанными паутиной. Их было много, они насколько хватало глаз тянулись вдоль стен зала. Здесь вполне можно было проводить парады и смотры войск, но те двое, что сидели прямо на полу, вряд ли думали о чем-то подобном.

Молодой и старый. Они сидели в пыли рядом с вычурным каменным креслом, которое вполне уместно было бы назвать троном. Из-за спинки выглядывала голова змеи, что по задумке скульптора должна была возвышаться над сидящим и смотреть на посетителей сверху вниз.

– Итак, – протянул тот, что пристроился ближе к трону. – Они все еще живы. – Пальцы с золотыми перстнями коснулись когтей каменного орла на правом подлокотнике.

– Живы, – ответил второй. Он был гораздо старше собеседника: с седыми, давно не чесанными волосами, мундир гвардейца местами покрывала грязь, когда-то белоснежные манжеты обтрепались, кружева потемнели и разорвались. – Со змеей мы ничего поделать не можем. – Он поднял голову и посмотрел на каменное тело оскалившейся рептилии.

– Змей был умен, он был… – Молодой замялся и повернулся к старому. На его лице не отражались эмоции, словно живому человеку приставили голову мраморной статуи. Точеные черты, бледная кожа, остановившийся взгляд. Наверное, он был красив, но вряд ли кто-то смог бы восхититься этой мертвой красотой. – Змей был змеем. Знаешь, я даже почти скучаю по нему.

– А я нет. – Старый гвардеец встряхнулся, словно пес, попавший под струю воды. – Он был непредсказуем, а значит, опасен.