Джейд Дэвлин - Аркан душ [СИ]

Сложно презирать и ненавидеть того, кто рассказывает такие необычные и веселые истории.

Да и я, признаться, благодаря сказкам своим много нового узнала о тех, кто меня окружает. В частности, благодаря этому две мои «ученицы» в прачечной, где я давала очередной мастер-класс по валянию (а заодно и сама активно вспоминала разные примочки, репетируя, прежде чем потрачу «свою» шерсть), перестали вздрагивать при моем появлении, дичиться и в то же время задирать носы.

— Я думала, ты противная… — выдала мне на третий день сказочно-войлочных отношений младшая из них.

— М-да? — я задумчиво почесала бровь мизинцем (остальные пальцы были в щелочи) и улыбнулась конопатой малявке. — А теперь чего? Не думаешь?

— Не-ет… — две тощие рыжие косицы с тряпочными завязками на концах задорно подпрыгнули, когда малявка мотнула головой. — Ты это… нормальная.

— Уже хорошо, — согласилась я, расправляя особо плотно сбившуюся шерсть на куске мешковины. — А ненормальная бы что делала? Гонялась за вами по двору с кочергой наперевес и кусала всех за пятки?

Обе девчонки радостно захихикали. Вот, правильно, хорошая шутка всегда помогает разрядить атмосферу, а то меня подзадолбало, если честно, воевать с кухонной прислугой.

— Хи-хи… нет, эльфийские под… э… подружки не кусаются, — прокомментировала наконец вторая — пухленькая брюнеточка с большими, влажными, оленьими глазами в густых ресницах. — Просто они… ну… важные всегда такие, словно если переспали с эльфом, то все, остальные теперь пыль у них под ногами и должны преклоняться. Нос дерут, а сами… — она махнула рукой и ойкнула, побежав догонять радостно ускакавший со стола клубок ниток.

— Мы думали, что ты такая же, — пояснила рыженькая, аккуратно, как я показала, натягивая край дерюги, чтобы мне было удобно раскладывать шерсть ровным слоем.

- Сидишь за решеткой, на всех шархушей натравливаешь, ни поболтать не придешь вечером, ни чего еще.

— А теперь чего? — вздохнула я, мысленно выдав себе подзатыльник. Конечно, наглецов, что приходили на псарню поорать оскорбления, я бы и еще раз кобелюками шугнула, но ведь были и другие. А я, напуганная столь резкими переменами в судьбе и неизвестным будущим, растопырилась иголками, как та ехидна. Нет бы присмотреться к народу, попробовать контакты наладить… Слава сказкам! Само оно как-то вышло, благодаря им.

— А теперь вот все увидели — ниче ты девка, не занозишься, ежели к тебе по-людски, — вдруг басом сказали от двери, которая находилась у нас за спиной. Я резко обернулась…

В дверях обнаружился дюжий конюх, дядька лет сорока, который пару раз мелькал недалеко от псарни, но никогда не подходил и не пытался со мной заговорить. Правда, я видела, как он морщился, слушая визгливые сентенции старшей прачки — вот уж кто все никак не мог сладить с желанием поорать про мою шлюхину натуру, хотя раз за разом была вынуждена с воплем удирать от свирепо кидавшейся на ограду Найды.

— Если с людьми по-людски, так они обычно тем же отвечают, — со вздохом согласилась я и улыбнулась. — Вы что-то хотели, господин Шуссерин?

— Да какой я тебе господин, Шусс я, да и все. Я-тко вот… спросить пришел, — конюх степенно прошел к столу, за которым мы работали, и аккуратно выложил на него серое, довольно замурзанное нечто. Войлочное. Дырявое.

— Такое дело… потники да вальтрапы эти наш управляющий с юга получает, с оркских земель. И стоят они дорого. Понятное дело, господа что поновее приказывают брать, когда для них седлаешь, а эти чего ж? И не выкинуть — господин Бросселин голову снимет, коли последней соломинки не досчитается, и в дело не пустить… хоть бы и лакейским лошадкам. Сможешь чего-нить придумать, девонька?

Я задумчиво пощупала истончившиеся края дыры. Нахмурилась.

— Тут ведь, девонька, дело-то такое, — Шусс тоже провел огрубевшим от мозолей, но чистым пальцем по рваному краю. — Заплатку не поставишь и шов не сделаешь, оно ведь под седлом, вмиг животине спину до крови изотрет. Ты это… померкуй, которые еще годны подлатать, а ежели нет — так, может, еще на что полезное пустишь, и себе чего-нить выкроишь.

— Ничего не буду обещать, Шусс, но попробую, — кивнула я. — Мне самой интересно.

Конюх ушел обнадеженный, а мы с девчонками еще почти два часа возились вокруг стола и болтали. Сколько же я всего нового узнала, кроме обычных кухонных сплетен! Да и сплетни, если их внимательно выслушать и хорошо обдумать, тоже могут дать пищу для размышлений.

Удачно, что эти две трескотуши больше любили говорить, чем слушать, и моих коротких одобрительных хмыков, восторженных ахов и удивленных охов им вполне хватало для того, чтобы считать беседу приятной и содержательной.

Вот так все потихоньку начало налаживаться. Я даже Никитке нашла компанию — двух девочек-близняшек чуть помладше него, веселых, шебутных и отчаянно добродушных. И что существенно — чистых.

Точнее, такими чистенькими они стали не без моего участия. Мама их — совсем девчушка, едва шестнадцать ей было, ну никак не больше. Выдали девчонку из деревни замуж за герцогского солдата, а тот поселил жену в каморку при кухне, заделал детей и свалил куда-то с посольством. Точнее, он, может, и не рвался никуда от молодой жены и теплой кухни, но кто солдата спрашивает…

Мурилла (ох, вот где родители с именем-то угадали!) оказалась очень тихой, спокойной, доброй и услужливой девочкой. И, естественно, кухонное бабье царство ее почти мгновенно заклевало. Спихнули на дурочку всю самую черную работу, ей и с детками понянчиться некогда было — так и таскались за материным подолом из одного самого грязного угла в другой. И вечно получали то тычок, то щипок от тех, у кого невольно путались под ногами.

Я пару раз посмотрела на это со стороны, поняла, что сама Мурилла никак за себя и за детей не заступается, и…

Нет, воевать с бабами было бы неправильно. Только-только меня стали понемногу принимать… хотя себя я в обиду все равно не давала, и это все уже усвоили. Шипение в спину притихло, но не исчезло совсем.

И в одно прекрасное утро я набралась наглости и попросила у метрессы Кунегорды — старшей кастелянши — еще одну помощницу в валяльню. Поскольку конюх Шусс вовсю расхваливал мое искусство и хвастался отремонтированными потниками, а в войлочные чувяки, сооруженные из обрезков и подшитые обрезками же кожи, обулась уже чуть ли не треть дворни, включая меня саму (единственные сапоги надо беречь!), просьба моя была благосклонно выслушана.

И к неудовольствию самых склочных кухонных баб-поломоек — эту непрестижную и малооплачиваемую работу обычно поручали закоренелым неумехам да распустехам — они лишились безотказной дуры, на которую можно было спихнуть самую противную часть своих обязанностей.