Франциска Вудворт - Роза для Палача

Ее любовник не мог не знать о скверне. Судя по всем косвенным уликам, именно он и добыл ей эти вещи. Но что толкнуло его на предательство всего того, чему их учили? Открыв копию медицинской карты, Богдан присвистнул. Болезнь Помпе.

Поиск в интернете показал симптомы этого редкого заболевания. Слабость мышц (в основном туловища и ног) и болевые ощущения в них. Сбои дыхания – происходит поражение диафрагмы.

Изменение походки – она становится шаткой и неустойчивой. Усталость от посильной физической нагрузки и даже от подъема по лестнице. Печень и сердце увеличиваются в размерах.

Уже не один год она проходила дорогое лечение и даже при самом лучшем раскладе не могла танцевать и петь.

Материала для приговора ей и ее любовнику более чем достаточно. Богдан понимал, что у нее слишком много вещей и одним изъятием не ограничишься. Даже если просто забрать скверну, это обречет на мучительное существование.

Следовало срочно звонить Верховному. Показательный процесс над еще одной крупной рыбкой сейчас необходим как никогда для поднятия морального духа в Ордене, но Богдан медлил. Хан рассказал ему подробности того, что происходило с Евой. И внутреннее чувство справедливости не давало обречь эту женщину на такое. Слишком высока вероятность, что показательный процесс проведут только над ней, а вот казнь ее любовника, который убивал ради скверны, будет тихой и тайной. В Ордене не любили афишировать проступки братьев высокого ранга.

С тяжелым сердцем Богдан занялся подготовкой документов к казни. Несмотря на занимаемую должность, исполнять приговоры высшей меры он не любил. Но это работа, которую необходимо кому-то делать. И лучше сделать ее здесь, чем передать дело Магистрам. После них женщина уже будет умолять о смерти.

Пытки Богдан не одобрял, предпочитая другие методы. Какой смысл ломать Хищницу и выбивать мнимое раскаяние? Под действием препаратов погрязшие в скверне и так расскажут обо всех своих грехах.

Богдан подтянул к себе портфель и достал портсигар. Он не курил. Вместо сигарет там хранился препарат, называемый «Чаша искупления». Добавлялся в любую жидкость. Под его действием человек отвечал правдиво на все вопросы – и умирал от сердечной недостаточности, если не дать вовремя противоядие.

На звонок открыли почти сразу. В подъезд он прошел вместе с жильцом, не звоня по домофону, и его появление на пороге стало для хозяйки сюрпризом.

– Богдан?! – удивилась она, явно ожидая увидеть кого-то другого.

– Здравствуйте, Эвелина.

– А откуда вы узнали…

– Адрес? От Влада Савицкого. Мы пересекались по работе. – Богдан привычно балансировал между правдой и ложью.

Один вид Эвелины привел бы в экстаз любого из Ищеек. И дело не в коротких шортах. Стройные ноги украшали чулки, а вместо топа или футболки на ней был лиф с приметным кружевом, таким же, как и на чулках. Оставалось только диву даваться ее беспечности!

– У меня к вам дело.

– Ой, что я вас на пороге держу, – спохватилась девушка. – Проходите. Извините за внешний вид. Я не ждала гостей. Репетировала.

Богдан не заставил себя упрашивать.

– Что-нибудь выпьете? – любезно предложила Эвелина. Она выглядела немного удивленной визитом, но ничуть не встревоженной.

– Чаю. Составьте мне компанию.

– Проходите в гостиную, я сейчас переоденусь.

Она скрылась на втором этаже, а Богдан, не став садиться на большой П-образный диван, подошел к окну и поднял жалюзи.

– У вас красивый вид из окна, – обернулся он, услышав шаги.

Эвелина надела длинное платье, но чулки не сняла, Богдан готов был поспорить, что и лиф тоже. Массивное украшение в виде змеи на шее совсем не подходило к наряду, но девушку это не смущало.

– Спасибо. Я сейчас принесу чай.

– Позвольте вам помочь. Русские часто шутят, что все серьезные разговоры принято вести на кухне.

– А у вас ко мне серьезный разговор? – лукаво усмехнулась Эвелина.

– Очень.

– Тогда прошу за мной.

Просторную кухню в стиле «прованс» заливал лунный свет. Проходя мимо окна, Эвелина зажмурилась от удовольствия.

– Как же я скучаю по солнцу! Для столицы такие дни – редкость.

Богдан не спрашивал, почему же она не поедет к морю. И так понятно. Из-за жары там нужно раздеваться, а свободно передвигаться без вещей она, видимо, уже не может.

Эвелина достала чашки и заварочный чайник, в который насыпала чай, достала вазочку с печеньем и сахар. Как хорошая хозяйка, она не начала разговор, пока не заварила чай и они не сели. Эвелина расположилась спиной к окну, а Богдан напротив, чуть сдвинувшись, как будто от солнечного света, а на самом деле – чтобы контролировать вход на кухню. На стол он положил диктофон, стилизованный под зажигалку.

– Богдан, вы меня заинтриговали. Какое дело привело вас ко мне?

Чайная ложка неловко упала из его рук под стол.

– Ничего, сидите. – Эвелина встала, чтобы дать ему чистую.

Он добавил немного сахара и размешал.

– Интересный букет, – произнес, пригубив.

– Подруга привезла из Таиланда. Здесь такой не купить.

– Эвелина, я знаю о вашей болезни.

– Влад рассказал? – помрачнела она.

– Вы же знаете, что я представляю благотворительный фонд, и мы можем вам помочь.

– В прошлый раз вы говорили, что предпочтение отдается детям, – пряча взгляд в чашке, сказала Эвелина.

– Это так, но я не знал, что речь идет о вас, и готов помочь, – ответил Богдан, внимательно наблюдая за ней.

Щеки девушки порозовели, а на лбу появилась испарина. Горячий чай ускорил действие препарата. Залитая лунным светом, она казалась хрупкой и невинной.

Ковальский пытался убедить себя, что она Хищница, отравленная скверной, но получалось плохо. Карьеру с помощью вещей она не делала, а просто пыталась выжить, борясь с болезнью и с ее последствиями.

– Что для этого требуется? – взяв себя в руки, по-деловому спросила Эвелина.

– Отказаться от вещей, и ваше лечение полностью оплатит фонд.

– Что?! – вскинула она удивленный взгляд. Сделала попытку встать, но он пресек:

– Сидите!

И девушка безвольно обмякла на стуле.

– Я не понимаю…

– На вас сейчас чулки, лиф, и, я подозреваю, в полом украшении спрятан платок. Какие еще вещи у вас есть?

– Юбка. Перчатки. Но я их редко ношу, – ответила она, и глаза удивленно расширились, как будто не веря в собственную откровенность.

Сам же Богдан на мгновение прикрыл глаза. Пять вещей. Пять! Ей не позволят жить. Преодолевая себя, произнес формальную фразу:

– Вы готовы отказаться от этих вещей и забыть об их существовании?

– Нет! Я не могу без них. Вы даже не представляете…

И тут на пороге кухни возник Савицкий с пистолетом в руке.

– Эвелина, замолчи!