Маргарита Блинова - Факультет закрытых знаний. Книга 2

Глошад встал передо мной, загородив широкой спиной престол и маячившиеся перед глазами ужасы из жизни королевы-парды. Он наклонился и поцеловал меня в лоб. Закрыв глаза, я вбирала в себя все тепло: от теплого ветерка, пронесшегося по пещере, до его губ на собственной коже.

— Еще никогда в жизни я не был так разочарован и так рад.

Фраза казалась какой-то неправильной. Особенно если учесть, что после нее старший наследник сделал несколько шагов и величественно опустился на жесткое сиденье престола.

— Он всех провел.

Я смотрела через окно на тлеющие остатки некогда сливового дерева.

Битва закончилась, и теперь главный садовник брел по дорожкам королевского парка, оценивая нанесенный ущерб. Мужчина заламывал руки, хватался за сердце, сокрушаясь на каждом шагу, а увидев созерцаемую мной сливу, так вообще упал на колени и вскинул руки к небу. Судя по багровому оттенку лица и широко открытому рту, небеса услышали нечто далекое от благодарности.

Что творилось с прислугой в самом замке, я боялась представить даже в самых мрачных фантазиях.

— …подкинул план ловушек Викарду, заявился к нам, а после нагрянул к Толляну с предложением помочь, — отчитывался перед присутствующими Маккалич.

Как оказалось, статус первого парня на деревне… В смысле — почетного ловеласа двора… Короче, пользуясь своим положением, Дерен уже успел переговорить с местными сплетницами, которые порой были информированы даже лучше королевской разведки, и теперь скупо делился со всеми безрадостными фактами.

Айрис, как всегда, флегматично взирала на мир, хлопая пушистыми ресницами не чаще трех раз в час. Ши-Ван светился от счастья, радуя окружающих синяком и заплывшим глазом. Его «а я вам говорил» порядком бесило, но одергивать нага никто не рисковал. Мало ли! А вдруг фингалы под глазами передаются воздушно-капельным путем, посредством мчащегося в лицо кулака?

Алекс с хмурым видом застыл над расстеленной на столе схемой с красными отметками Глошада. Итон-Бенедикт, сцепив руки в замок, сидел в кресле, на спинке которого восседала Гуля. Правда, не долго восседала. Вплоть до комментария:

— Подумать только, Аристалией будет править прохвост, не сдерживаемый уздою. Я вся дрожу от предвкушения…

На горгону покосились. Недобро так. После чего Гуля решила не рисковать и отправилась предвкушать в менее доступное место — на люстру под потолком.

Ребята тоже не разделяли позицию горгульи — оборотни зализывали раны, опустошенные в магическом плане близнецы медленно цедили отвар из ягод костороза, троица подпевал Джерома хмуро глядела в пустоту, энтри стояли рядом с дворфом, изредка обмениваясь короткими фразами.

Сам старший наследник — серый и какой-то выцветший — стоял у камина, играл желваками и слушал доклад своего телохранителя.

— Почему мы вообще доверились Глошу?

В голосе Джерома прозвенела сталь. Будь взгляд, направленный на сидящего в кресле Итона-Бенедикта, холодным оружием, ректор скончался бы от многочисленных колотых ран, а так лишь поморщился и сел ровнее.

— Он уверил меня, что не интересуется властью и уже договорился обо всем с Эддаром, — уверенность Итона в Глоша даже сейчас, когда предательство и двойная игра вышеупомянутого всплыли наружу, поражала. — Я видел бумаги, подписанные его величеством. Принц Вариэль должен был занять пост придворного мага…

— А занял место короля, — оборвал Джером. — Мое место.

Нет, вы только гляньте на маменькино величество. Как разошелся-то. Глаза сверкают, кулаки сжаты, губы кривятся. Не эльф, а воинственный хомячок-переросток!

И все же не понимаю я маменькино величество.

Он хотел поучаствовать в битве? Хотел. Знал, что времени на подготовку катастрофически мало? Знал. Втянул в эту заранее обреченную на провал авантюру нас всех? Втянул.

Спрашивается, и вот чего теперь кукситься.

— Ладно. Закончили. — Джером растер лицо ладонями и убрал руки. — Эту битву мы проиграли. Теперь у нас в запасе шестнадцать лет на подготовку к следующей. Готовиться начнем уже завтра, а сейчас… — Он улыбнулся, вновь став прежним — веселым, добрым парнем. — Составьте мне компанию. Я страсть как хочу выпить и отвлечься.

А вот эта мысль мне определенно нравится!

Завтрак проходил в таких нервах, плюс столько потрясений, что желудок уже давно успел переварить свое содержимое и даже память о нем.

Ребята тоже восприняли предложение на ура. Даже преподаватели не имели ничего против, и только Гуля, свесившись с люстры на манер летучей мыши, уточнила:

— А коронация?

— А коронация пройдет и без нас, — отмахнулся младший наследник. — Мы на ней не главные гости.

Шумно переговариваясь и рассуждая, где в такое время найти местечко получше, ребята потянулись к выходу. Преподаватели скооперировались в общую группку, свернули схемы и потянулись следом. Я тоже хотела пойти за остальными, но Джером удержал.

— Останься.

Заинтригованная дальше некуда, я во все глаза смотрела на друга детства, тот улыбался, но кошачья сущность недовольно щурилась, предрекая подставу. И не обманулась.

— Иди ко мне, — приказал Джером, когда мы наконец остались одни.

Ключевое — приказал!

Тело послушно подчинилось заклятью, и я оказалась прижатой к рубашке принца Райвиля. Джером обнял и прижался к моему виску. Со стороны могло показаться, что это простые дружеские объятья, если бы не одно жирное НО…

Младший принц еле слышно, так, что даже оборотень с трудом разберет, прошептал:

— Ты воспользуешься приглашением и придешь в общий зал на церемонию передачи власти. Как только на голове Глошада окажется корона, ты найдешь повод остаться с ним наедине. Тебе он верит, поэтому подпустит близко. Недопустимо близко. И тогда ты нанесешь удар.

У меня шерсть на загривке встала дыбом.

Я дернулась, но чужие объятья и магия данной клятвы держали крепче любых оков.

— Джером, не надо, не делай этого, — жалобно попросила я, боясь услышать продолжение.

— Ты убьешь короля Глошада, — все тем же бесстрастным голосом судии приказал принц, не смирившийся с проигрышем. — Убьешь и вернешься к нам праздновать. И еще. Ты не будешь помнить, что стала палачом. Я же не хочу тебя травмировать.

Ах вон оно как! Травмировать, оказывается, не хочешь.

Последним усилием воли я вырвалась и замерла, тяжело дыша от накатившего гнева и встречи с собственным бессилием.

Мы смотрели друг другу в глаза, и я мысленно повторяла: «давай, маменькино величество, скажи, что это шутка, и отмени приказ». Не знаю, понимал ли Джером, что замер перед пропастью. Понимал, что рушит дружбу, ломает мою веру в него, топчет возникшую привязанность, вырывает ростки появившегося уважения.